– Я не дам Боню в обиду, – пообещала Злата.
В отделении Романия не находила себе места. Она чувствовала, что именно сейчас Боня нуждается в ее любви, а она отлеживается в больнице. В первую очередь Роме сделали кардиограмму, затем – УЗИ сердца на новом, только полученном аппарате. После осмотра педиатра Рому направили к гинекологу.
– А это зачем? – испугалась она.
– Таков порядок, – ответили ей, – ничего страшного тут нет. Ты ведь чуть не потеряла сознание, а это… В общем, иди, там все объяснят.
Санитарка завела Рому в кабинет гинеколога, а сама вышла. Крупная, плечистая, похожая на мужчину доктор оценивающе оглядела Романию с головы до ног.
– Сколько лет? – спросила она грубым хрипловатым голосом.
– Шестнадцать, скоро семнадцать, – ответила Рома.
– Половой жизнью уже живешь?
– Нет… Да… Один раз, – растерянно пролепетала Рома.
– Ясно, – протянула врач, что-то записав в карточке пациентки. – И куда вы все спешите? Успеете еще нажиться и настрадаться. Ладно, раздевайся за шторой и ложись в кресло.
Романия зашла за ширму. Там стояло гинекологическое кресло, один вид которого сразу же привел ее в ужас.
– Не спи, раздевайся! – поторопила ее доктор.
Девушка быстро разделась, оставшись в одних трусах и майке. Зашла доктор и, взглянув на растерянную и испуганную девушку, ухмыльнулась.
– Трусы снимай! – скомандовала она.
Сгорая от стыда, Романия сняла белье и легла в кресло.
– Ноги сюда! – продолжала распоряжаться доктор. – И широко раздвинь! Перед парнями-то раздвигать умеешь, а тут сжалась, как ежик!
Романии казалось, что она сейчас провалится сквозь землю от унижения вместе с этим ужасным креслом. Она закрыла глаза и раздвинула ноги. Холодный металл коснулся ее тела, руки доктора прощупали низ ее живота, и девушка ощутила, как чужие пальцы вошли внутрь.
– Можешь одеваться! – сказала доктор, сняв резиновые перчатки.
Так быстро Романия еще никогда не одевалась. Только натянув на себя всю одежду, она почувствовала себя спокойнее. Рома подошла к доктору и спросила, может ли она идти. Сделав запись в карточке, врач протянула ее девушке и велела отдать санитарке. С румянцем на щеках от пережитого волнения Рома вышла в коридор и с облегчением закрыла за собой дверь кабинета.
Родители приехали навестить Романию без сестер. Рому это не огорчило, хотя в глубине души ей было неприятно безразличие Златы и Гели.
– Меня скоро выпишут? – поинтересовалась она у отца с матерью после их разговора с лечащим врачом.
– Шестого марта сможем тебя забрать долечиваться дома, – ответила Любовь Валентиновна.
– А три отреза вам на подарки мы уже купили! – сообщил отец.
– Правда?! – радостно воскликнула Романия и тут же нахмурилась. – Я не успею сшить платье к празднику.
– Успеешь. Пойдешь к крестной, она тебе за ночь такое платьице сошьет, какого ни у кого не будет! – успокоил ее отец.
Романия повеселела. Да, ее крестная такая! Если надо, то и ночью будет шить. Рома попросила показать отрез, предназначенный ей в подарок.
– Он остался в машине, – ответила мать. – Пусть будет сюрпризом.
– Моя ткань красная? Красивая? – не успокаивалась Романия.
– Очень красивая! – сказал отец. – Вот только непонятно, почему ты выбрала такой цвет?
– Чем он плох?
– Как-то вызывающе, – ответил он, – не такой, как у всех.
– Папа, ты сам ответил на свой вопрос, – улыбнулась Рома. – Красный цвет – чтобы не быть в серой массе, чтобы не как у всех, а только у меня.
Отец в недоумении пожал плечами.
Шестого марта врач выписал Романию из больницы. Он с самого утра подготовил эпикриз, выписал рецепты для дальнейшего амбулаторного лечения. Рома быстро собралась, и вскоре за ней в палату зашла Любовь Валентиновна. Романия не сразу заметила недовольство на ее лице.
– Собирайся! – с порога сказала женщина.
– Я уже готова! – радостно сообщила Рома.
И только тогда она обратила внимание, что мать хмурится и не смотрит ей в глаза.
– Что-то случилось, мама? – спросила Романия.
– Дома поговорим.
– С Боней?!
– Твоя Боня в последние дни плохо ела. Ты бы о другом лучше думала! – В голосе матери прозвучал упрек.
Всю дорогу домой ехали молча. Романия терялась в догадках, что же могло произойти, – мать только обещала дома «серьезный разговор». Девушка начала нервничать. Она думала о том, что, возможно, с Боней случилась беда, но мама не хочет говорить. Эта мысль вытеснила все другие, в том числе и о платье к празднику. Чем ближе они подъезжали к дому, тем сильнее Романию охватывала тревога.
Едва машина притормозила у ворот, как Рома выскочила из салона и побежала к Боне.
– Бонечка! Моя хорошая! – приговаривала девушка, спеша к своей любимице.
Боня лежала возле будки. Ее глаза засветились радостью, когда она услышала голос хозяйки, собака завиляла хвостом, но не поднялась. Девушка присела рядом, и Боня облизала ее лицо, но не с азартом и радостью, как раньше, а вяло и спокойно.
– Бонечка, что с тобой? – едва не плача, говорила девушка. Она гладила ее по шее, и собака прикрыла глаза от удовольствия. – Я сейчас приведу к тебе врача. У нас все будет хорошо! Ты же не бросишь меня?
– Я позвоню ветврачу, – сказал отец, загнав машину во двор.
– Спасибо, папа!
Рома не пошла в дом – она оставалась с Боней до прихода ветеринара. Он осмотрел собаку, сделал ей укол в холку.
– Я вколол ей витамин, – сказал он. – Это все, что я могу сделать. От старости нет лекарств.
Романии хотелось плакать, но она сдержала себя, проглотив комок, застрявший в горле. Она принесла собаке молока и котлету, Боня лизнула молоко несколько раз и поплелась в будку.
– Отдыхай, моя хорошая, – сказала Романия, поцеловав собаку в мокрый нос. – Я еще к тебе приду, не скучай!
Романия поспешила в дом. Она решила забрать ткань и свои эскизы и отнести к крестной, чтобы та успела сшить платье к Восьмому марта, хотя настроение было вовсе не праздничное. Зайдя в дом, она застала сестер за уроками в общей комнате.
– Приветик всем! – поздоровалась Романия.
– С возвращением! – в один голос ответили ей сестры.
– Спасибо! А где моя… – сказала Романия и застыла на полуслове.
На вешалке в углу комнаты она увидела красное платье, сшитое по ее эскизам. Оно выглядело великолепно! С большой и пышной оборкой на спущенной талии, с рукавами фонариком и запахом на груди.
