Случившееся заставило Тейлора задуматься. Возможно, Лора поняла его роль как причинного агента, ответственного за предложение еды, хотя никогда не видела, как он прикрепляет мясо к пробке. «Что если она поняла, что чем быстрее она вернет мне пробку, тем быстрее получит новую порцию угощения? — говорит Тейлор. — В данной ситуации я стал для нее ограничивающим фактором. Следовательно, она сделала вывод, что, подогнав меня, она ускорит и процесс получения лакомства».
Поведение Лоры навело Тейлора на мысль о том, что новокаледонские вороны могут обладать более развитым каузальным мышлением, чем принято было считать. Понимают ли они, что люди могут действовать как причинные агенты, даже когда не видят их действий? Могут ли они делать умозаключения о скрытых причинно-следственных механизмах?
Чтобы это выяснить, Тейлор и его коллеги разработали оригинальный эксперимент. Его целью было понять, может ли ворона догадаться о связи между палкой, тыкающей ее из укрытия, и человеком, которого она видела входящим в вольер. В просторном вольере они соорудили укрытие из брезента, а рядом на столе поставили коробку с куском мяса внутри, который можно было достать только с помощью палки. Чтобы добраться до еды, вороне нужно было повернуться спиной к брезентовому укрытию. В брезенте было проделано отверстие — таким образом, чтобы высовывающаяся из него палка целилась вороне прямо в голову, когда та пыталась достать мясо из коробки. Другими словами, эта ситуация представляла для птицы явную опасность.
В эксперименте участвовало восемь ворон, которым было предложено понаблюдать за двумя разными сценариями со скрытым причинным агентом. В первом сценарии человек на глазах у ворон заходил в укрытие, делал несколько движений палкой, после чего покидал укрытие и уходил. Во втором сценарии вороны не видели, как человек заходит в укрытие и покидает его, а наблюдали только палку в движении.
После проигрывания каждого из сценариев воронам давали возможность попытаться достать еду из коробки. Их поведение показало, что они могли связать факты и сделать вывод, что за движение опасной палки отвечал спрятанный в укрытии человек. Как только человек выходил из укрытия, птицы подлетали к столу, спокойно поворачивались к брезенту спиной и доставали лакомство. В отличие от этого, когда они не видели причинного агента, они вели себя намного опасливее, нервно оглядывались на укрытие и даже отказывались от попыток достать угощение, словно опасаясь, что неведомая сила может в любой момент снова оживить палку. (Это во многом похоже на реакцию малыша, когда тот не видит бросившей погремушку человеческой руки.) Такая разница в поведении ворон, по мнению исследователей, предполагает, что птицы могут быть способны на довольно сложную форму каузального мышления.
Но в другом эксперименте на «каузальное вмешательство» вороны не отличились. Каузальное вмешательство представляет собой следующую ступень после каузального понимания. Это способность видеть происходящее в мире, понимать причину и осуществлять действие, позволяющее получить такой же эффект. Скажем, вы никогда не трясли фруктовое дерево, чтобы стряхнуть плоды. Но однажды вы видите, как ветер раскачивает ветви и стряхивает фрукты на землю. Из этого наблюдения вы заключаете, что, если потрясти ветку, можно воспроизвести действие ветра и добраться до вкусных плодов.
Экспериментальное устройство под названием бликет-детектор
[25] предлагает именно такую задачу. Бликет-детектор представляет собой маленькую коробку, которая играет музыку, когда на нее кладут какой-нибудь предмет. Покажите двухлетнему ребенку, как это работает, дайте ему предмет, и он без труда воспроизведет этот эффект. Но вороны с этой задачей не справляются. «Все, что им нужно сделать, — это взять предмет и бросить его на коробку, — говорит Тейлор. — Для человека это кажется элементарным. „Да что тут сложного?!“ — скажете вы. Но вороны этого не понимают».
Тейлор считает эту воронью неудачу не менее интригующей, чем их успехи. Если вас интересует эволюция когнитивных механизмов, вам в равной степени важно знать как слабые, так и сильные стороны птиц. «Мы пытаемся понять, какие аспекты каузального мышления могли эволюционировать вместе, а какие нет, — говорит он. — Я не пытаюсь научить ворон. Я просто хочу узнать, как работает их ум. То, что они умны в одних областях и глупы в других, умеют делать одно и не умеют делать другое, — одинаково интересно. Самое поразительное в воронах — это сочетание их дикого поведения с использованием инструментов. Это делает их уникальными».
ЕЩЕ ОДИН ВОПРОС, который интересует Тейлора, возможно менее академический, но не менее интригующий: как новокаледонские вороны развлекаются?
«У меня сложилось впечатление, что они трудоголики, — говорит он. — Они очень трудолюбивы в добывании пищи. Наевшись, они просто отдыхают: сидят на ветках, чистят перья, обмениваются криками и ограничиваются короткими перелетами. Но я не видел, чтобы они играли, как это делают попугаи кеа. Мне это кажется странным, поскольку принято считать, что любопытство и игра напрямую связаны с интеллектом».
Играют ли птицы? Делают ли они что-то просто ради удовольствия?
Профессор Натан Эмери из Лондонского университета королевы Марии и Никола Клейтон из Кембриджского университета, оба специалисты по интеллекту животных, говорят, что птенцовые виды птиц с более крупным мозгом проявляют игровое поведение (как и большинство млекопитающих), хотя «среди птиц оно встречается довольно редко: оно обнаружено всего у 1 % из примерно 10 000 видов и в значительной степени ограничено видами с длительным периодом развития, такими как вороны и попугаи».
Предназначение игры — не только подготовить птицу к взрослой жизни, говорят Эмери и Клейтон. Игра может снижать стресс, способствовать формированию социальных связей или просто приносить удовольствие. «Птицы, как и люди, могут играть, потому что это весело, — объясняют ученые. — Это приятный опыт, приводящий к выработке эндогенных опиоидов». Другим словами, игра сама по себе может быть самовознаграждающим исполнительным поведенческим актом.
Согласно зоологу Миллисенту Фикену, только умные птицы способны на сложную игровую деятельность. Через игру они узнают что-то новое и экспериментируют со взаимосвязями между своими действиями и внешним миром. Другими словами, игра одновременно требует интеллекта и развивает его.
Члены семейства попугаевых очень любят играть. Когда я была маленькой, у нас дома жил волнистый попугайчик, для которого покупалась масса игрушек: лестницы, зеркала, колокольчики — все из яркого разноцветного пластика, а также птичьи лакомства причудливой формы. Гре-Гре, как мы его называли, играл со всеми новыми предметами до тех пор, пока те не ломались от интенсивного использования. Сегодня в зоомагазинах предлагается широкий выбор специальных игрушек для попугаев. Например, африканские серые попугаи (знаменитые жако) предпочитают играть с рулонами туалетной бумаги, рекламными листовками, деревянными палочками от мороженого, бумажными стаканчиками, колпачками от ручек и другими предметами, сделанными из бумаги, картона, дерева и кожи, которые можно измельчать, жевать или уничтожать любыми другими способами. Иногда они так увлекаются, что падают с насеста.
