Нервно оглядываясь, я двигался к полицейскому участку, когда меня окликнул вопль, раздавшийся с той стороны, куда я посмотрел парой секунд ранее.
– Мужчинка! Детектив!
Голос был женский, резкий и смутно знакомый. Я быстро обернулся и увидел в глубине улицы чёрный размытый силуэт. Женщина бежала мне навстречу, с каждым шагом её образ становился всё чётче. Я узнал её даже раньше, чем разглядел, достаточно было вспомнить про «мужчинку».
Ивелин… Мать Мерка…
Ощущение беды стиснуло сердце уже по-свойски, без всяких предварительных ухаживаний. Я против воли зарычал сквозь зубы, вот только раздался лишь тихий свист.
– Что с ним случилось? – спросил я, когда женщина подошла ближе. – Что с Мерком?
– С ним?..
Она помедлила. Ещё секунду назад Ивелин шла ко мне целеустремлённо, словно только я мог спасти её. Или же оказаться тем виновным, который ответит за всё преступления. Но сейчас она рассеяно и растеряно озиралась вокруг, не замечая меня. Казалось, женщина не может понять, как она здесь очутилась.
– Ты не знаешь…
Это был не вопрос, а констатация. Ивелин развернулась, плечи поникли. Мне показалось, что сейчас я услышу рыдания, но вместо этого раздался лишь сухой кашель. Только в тот момент я понял, что женщина без маски. Вот и надышалась песком, пока бежала сюда.
– Давайте зайдём в управление, и вы мне всё расскажете, хорошо? – я старался говорить спокойно, потому что только это и мог сделать. Не оплакивать же Мерка, пока не ясно точно, что именно случилось.
Женщина ничего не ответила, но позволила мне обхватить её за плечи и увести внутрь. Пока мы шли, я чувствовал, что это будет ещё один долгий рассказ. И затронет он не только исчезновение Мерка, но и многое другое.
В этом городе, где никто и ни во что не верил, людям так не хватало исповедника. Может быть, его с успехом мог бы заменить психолог, но и таковых в Медине почему-то не водилось.
Приходилось за всех отдуваться детективу Грабовски…
Интерлюдия: Ивелин
Боль – это то, что привлекает мужчину в женщине. Каждый самец хочет причинить боль самке или защитить её от боли. На этом и строятся все отношения.
Легба фон Гётце
Её зовут Ивелин Глосс, и она знает, что должна прожить эту жизнь только для себя.
Знает, когда ей всего три года, и все вокруг умиляются её походке, её улыбке, её словам, которые считают необычайно рассудительными для столь малого возраста. Ивелин специально подбирает эти слова. Подслушивает у взрослых и коллекционирует, как иные дети собирают кукол или красивые камешки.
Если хочешь жить для себя, то все вокруг должны считать тебя необыкновенной. Вот Ивелин и старается, чтобы жизнь продолжалась весёлым балаганом, потаканием её капризам, умилением, покупками, игрушками и так далее.
Когда в её жизни появляется маленький брат, она ненавидит его всей душой, ведь теперь до неё нет никому дела. Ивелин преувеличивает, как это любит делать каждый ребёнок и большинство взрослых, но контраст между прошлым обожанием и нынешними жалкими остатками разителен.
Ивелин молится. Искренне, с верой в чудо. Расчётливо, с обещаниями, которые реально выполнить. Самозабвенно, с одержимостью в голосе. Спрятавшись в самом тёмном углу, забившись туда, куда не проникает свет, она поднимает глаза к небу, которого не видит, и просит о том, о чём не должна просить.
Когда младший брат, не прожив года, умирает от страшной болезни, Ивелин испытывает острый приступ ужаса. Как и всякий, верящий в чудо и возносящий молитву, она пугается, когда получает очевидное, как ей кажется, доказательство существования… кого?
Ивелин не знает ответа, но чувствует, что найти его жизненно необходимо.
Родители и все вокруг убиты горем. Плач и поминки продолжаются даже не сорок дней, а ещё полгода. И всё это время Ивелин ходит погружённая в себя.
Взрослые не удивляются. Взрослые видят то, что хотят видеть. Они думают, что девочка печалится о брате, не замечая истинных причин, как раньше не замечали пожар ненависти в её взгляде, когда она смотрела на того, кто отнял у неё любовь и внимание.
На деле Ивелин погружается в глубины своего я. У детей это происходит проще, чем у взрослых, потому что они прекрасно понимают, что именно хотят найти. Вот и Ивелин находит своего бога.
Многим позже она узнает, что имя тому богу – эгоизм, но пока она просто называет его – Любящий.
Потому что он любит её.
Потому что он тоже желает, чтобы все вокруг любили её.
Потому что он знает: она – само совершенство.
* * *
После смерти брата и окончания поминок любовь вновь окружает Ивелин со всех сторон. Родители сконцентрировались на единственном ребёнке и ещё больше потакают её капризам. Девочка получает удовольствие, но старается не перегибать палку.
Выдержка изменяет ей лишь несколько лет спустя, когда Ивелин уже двенадцать. Она чувствует изменения в своём организме. Она наблюдает, как растёт её тело и боится, что вырастет в уродину, которую не будет любить никто, кроме родителей. А хочется, чтобы любили мальчики, юноши, мужчины.
Уже хочется.
Но кто полюбит уродину? Только такой же урод!
Вдобавок к этому страху добавляется ещё один – будущий ребёнок.
Он ведь обязательно должен родиться на свет, предварительно высосав из матери все соки. А потом отнимет и всю любовь. Сконцентрирует на себе все силы родителей и будет постоянно требовать внимания.
Ей ли не знать, как это происходит?!
Когда страх становится неудержимым, Ивелин прибегает к матери. Путаясь в словах и не в силах правильно сформулировать мысли, она требует объяснений. Что происходит, почему происходит и чем это грозит в будущем.
Эти путанные слова настораживают мать. Она отвечает на вопросы, а сама внимательно приглядывает за дочерью. Следит за её реакцией.
Ивелин растеряна, потому не сдерживается в формулировках. Ей слишком поздно удаётся распознать этот проснувшийся материнский страх того, что ты родила и вырастила чудовище. Что под маской милой девочки скрывается расчётливая тварь, которая тебя использует.
Разговор заканчивается взаимными упрёками и истериками. С криками. С разбитой посудой. С брошенными на ветер фразами, которые уже не забыть.
– Я тебя ненавижу!
Никто не помнит, кто первым произнёс эту фразу, но обвинение и приговор были обоюдными.
С того дня мать замыкается в себе и почти не обращает на Ивелин внимания, а та, в свою очередь, окатывает мать волнами презрения. Отец не понимает, что происходит, старается быть обходительным с обеими, но в итоге лишь становится главной мишенью для ненависти.
