– Они приходили, другие офицеры? – спросил я у владелицы гостиницы.
Запоздало мелькнула мысль, что надо было бы представиться, затем я понял, что вновь позабыл, как зовут хозяйку, хотя Шустер мне говорил. Я почувствовал странную неуверенность под этим птичьим взглядом. Словно меня ежесекундно оценивают, а каждый поступок подвергают анализу.
В ответ на мой вопрос китаянка медленно кивнула.
– Ничего нового не нашли?
Она помотала головой и быстро-быстро заморгала. Я неуверенно улыбнулся и стоял так до тех пор, пока мне не пришёл в голову один из тех странных вопросов, которые всегда случаются «вдруг», а ты потом не можешь понять, что же тебя заставило произнести эту фразу.
– Вы же знаете, что с ним случилось? С Рабби?
– Он ушёл, – сказано было быстро и сухо.
– Умер, – поправил я зачем-то.
– Можно и так сказать.
Дурацкий получался разговор. И совершенно логичный для сегодняшнего дня.
– У вас можно снять комнату? – продолжение с моей стороны вышло не менее идиотским.
В этот раз она даже не моргнула. Не дожидаясь дальнейших слов, покопалась в отсеке конторки, вытащила ключ и быстрым шагом, в чём-то даже нервным, направилась к лестнице. Обернулась на полпути, проверяя, следуя ли я за ней.
Взгляд птичьих глаз на миг сделался просящим, будто китаянка молилась, чтобы происходящее не оказалось лишь глупой шуткой.
Наверное, именно поэтому я начал подниматься следом. А ещё мне просто не хотелось возвращаться в свою квартиру. Если начинаешь новую жизнь, то стоит менять не только привычки, но и место обитания. Слишком много всего пропитало то место. Ароматы разочарования, как никотин – выветриваются дольше некуда.
«Можешь ещё поменять друзей и работу. А то и вовсе уехать из Медины», – посоветовал Томаш. Я усмехнулся в ответ. К переменам следовало привыкать постепенно. Они и без того шли, обгоняя одна другую. Хоть какой-то порядок должен быть. Сегодня одно, завтра другое – а иначе сойдёшь с ума.
– Если это уже не произошло, – пробормотал я.
Китаянка обернулась на шёпот и посмотрела вопросительно, но я лишь покачал головой. Мы двинулись дальше. Потрескавшиеся лакированные перила приятно холодили ладонь – я и не заметил, как снял перчатки и маску.
Словно я был дома.
Тем временем хозяйка гостиницы привела меня на третий этаж. Я думал, что мы сейчас свернём к комнате, которую занимал Рабби, но мы прошли дальше, до самого конца коридора. Дверь, которой он заканчивался, выглядела лучше других.
– Сюда, – китаянка распахнула дверь, и я даже не заметил, чтобы ей понадобился для этого ключ. По-видимому, он предназначался мне, а пустые номера стояли незапертыми.
Комната была не в пример лучше, чем та, которую занимал Рабби Шимон. Хорошая широкая кровать, шкаф в половину стены. Стол у окна с приставленным стулом. Даже отдельная душевая комната с туалетом. Интересно, почему старик выбрал не это великолепие, а ту маленькую комнату? Поддерживал в себе силы лишениями или же просто считал, что этот номер будет для него слишком большим?
Хозяйка показала мне, где лежит чистое бельё, положила на кровать ключ с огромной деревянной биркой и двинулась к двери.
– Подождите! Деньги… – я засуетился по карманам, пытаясь вспомнить, где спрятан бумажник, но хозяйка меня остановила.
– Заплатите потом, когда будете выезжать.
– Но… – я не знал, что за «но» и замешкался. Китаянка терпеливо ждала, пока я подберу слова. – Но почему вы так быстро согласились?
Да уж, сегодня мои вопросы поражали оригинальностью.
– В гостинице должен хоть кто-то жить, – сказала она тоном, который не подразумевал иных разъяснений, и вышла за дверь, отсекая любые вопросы.
Думаю, я всё же сошёл с ума, потому что ответ меня не просто устроил, а показался наилучшим из всех, какие могли быть.
Я ещё раз оглядел номер, потоптался на пороге и принялся стаскивать сапоги – впереди меня ждал душ и хороший сон. Почему-то я даже не сомневался, что всё будет именно так.
На ночь ветер исполнил мне колыбельную. Тихую и пронзительную, как сокровенная тайна, рассказанная жарким шёпотом. Была только ночь, завывание ветра и никакого песка. Ни единого звука, напоминавшего о его существовании. Погружение в сон случилось столь быстрым и спокойным, как никогда в жизни. Казалось, я слушал ветер целую вечность, а на деле даже не заметил границу между сном и явью.
Мне снилось нечто прекрасное и спокойное – умиротворяющий покой, отсутствие проблем и необходимости выбора. Существование, которое только и делает, что длится.
Когда я проснулся, то ещё несколько секунд пребывал в этом настроении, но затем реальный мир обрушился на меня со всей силой неразрешимых противоречий и текущих проблем.
Хотелось заплакать, но я лишь бессильно заскрежетал зубами.
Интерлюдия: Юнь
Даже если человек кажется дерьмом, то он на самом деле не обязательно дерьмо. Или не обязательно только дерьмо. А может быть не только дерьмо, но и гораздо хуже.
Впрочем, те немногие исключения, которые мне встречались, с лихвой оправдывают всех остальных.
Любомир Грабовски
Где бы она не жила, каждое утро Юнь открывает двери.
Много-много лет назад – почти вечность! – в большом семейном доме, в котором живёт три поколения и несколько ветвей семьи Фанг одновременно, Юнь всегда просыпается раньше всех.
Восход солнца ещё только чувствуется, трава мокрая от выступившей росы, а ночные тени объёмны и упруги, когда Юнь встаёт и на цыпочках идёт по дому, открывая двери. Она движется аккуратно, чтобы не разбудить никого из многочисленных родственников скрипом половиц или неосторожным щелчком замка. Никому из близких Юнь не рассказывает о том, что она делает каждое утро. Они, безусловно, прекрасные люди, но даже самые прекрасные люди не обязаны – и, зачастую, не должны – разделять с вами самое сокровенное.
Юнь достаточно того, что она просто встаёт и идёт открывать двери. И если ей запретить это, то она зачахнет, ведь с каждой открытой дверью на волю вырывается частичка её самой.
У каждой двери, что естественно, свой характер. Иные из них осторожны, боязливы и согласны лишь на лёгкое прикосновение, чтобы взамен подарить крохотную, не толще волоса, щёлочку. Другие нуждаются в том, чтобы их оставили полуоткрытыми – застывшими на половине пути в нерешительности. Третьи следует распахнуть настолько, насколько возможно. А некоторые хотят всего лишь свободы от плена засовов и замочных скважин – решение, открываться или нет, они предпочитают принимать сами.
И обязательно после открытия следует внимательно посмотреть на дверь и сказать мысленно что-нибудь вроде: «Ну вот, ты этого и хотела, теперь довольна?»
