* * *
От вокзала я отправился прямо домой. Правильнее было вернуться в управление и отдать криминалистам на анализ серую пыль, которая осталась от поезда Дока, но мне требовалось хоть немного поспать. А сон на работе (хотя это было бы не впервой) – не отдых, а всего лишь один из видов времяпрепровождения. Пользы мало, тело болит от неудобной позы, силы восстанавливаются кое-как, да ещё и всякий норовит зайти и обрадовать тебя какими-нибудь «важными» новостями. И на каждый закрытый замок найдётся умник, который будет стучать до тех пор, пока ты не проснёшься.
По закону подлости он уйдёт ровно в тот самый момент, когда ты встанешь, чтобы открыть дверь.
Разумеется, дома я тоже не был бы застрахован от подобного. Взять хотя бы визит барона сегодняшним утром. Тем не менее, я решил рискнуть, и едва не поплатился за это. Я брёл как в тумане: жара и слабость чуть было не одолели меня. По приходу пришлось опять сунуться под душ, чтобы хоть как-то привести себя в порядок.
Затем я рухнул в кровать и проспал до заката, а когда проснулся, простыни были мокрыми от пота.
Чувствовал я себя лучше, хотя по-прежнему слегка шатало. Есть не хотелось, но за сегодняшний день я только пил воду, а организму, чтобы справиться с болезнью, требовались силы. Стоило порадоваться, что я признал тягу к спиртному болезнью, но сил не хватало и на это.
Разумеется, после вчерашнего я не мог отправиться к синьору Веласкесу. Эта забегаловка отныне была для меня закрыта – если не навсегда, то до момента, пока я не буду точно знать, что причиной моего отвратительного состояния являлся абстинентный синдром, а не попытка отравления. Следовало найти другое место, но я никак не мог выбрать какое. Мной овладели противоречивые желания: хорошо посидеть в приятной атмосфере и не выглядеть идиотом, если организм вновь покажет свой строптивый характер.
Чтобы хоть как-то отвлечься от этих размышлений, я занялся делом. Нашёл в мусорной корзине бутылку из-под домашнего лимонада синьора Веласкеса и пакет из-под тако, а затем отыскал старую жестянку, в которой хранил перец ещё в те дни, когда предпочитал готовить дома. На дне оставалось чуть чёрного порошка, я высыпал его в раковину и смыл, однако кое-что всё-таки успел вдохнуть.
Раздавшийся чих едва не вышиб дух из моего обессиленного тела.
После, утерев выступившие слёзы, я закинул в банку пыль, собранную мной на вокзале. Её оказалось ровно столько, чтобы наполнить жестянку до краёв. Что-то осело в кармане, но буквально самые крохи. Запихав банку вместе с остатками еды в один из бумажных пакетов какой-то забегаловки, я спрятал всё это за решётку вентиляции, которая никогда не работала, сколько я себя помнил.
Решив, что достаточно позаботился об уликах, я вышел на улицу, не имея ни малейшего понимания, куда собираюсь отправиться.
* * *
Я брёл по вечерней Медине. Жара спала, воздух бодрил, несмотря на шныряющий тут и там песок в потоках ветра. Я почти наслаждался жизнью… Ровно до того момента, пока не остановился перед вывеской «Запах мамбо».
Прошло чуть больше суток с тех пор, как я вышел отсюда с твёрдым убеждением не переступать порог этого места до тех пор, пока не разберусь в себе. Пока не пойму не только разумом, но и сердцем, что произошедшее между мной и Легбой – всего лишь эпизод, который следует забыть, чтобы ничего не испортить. За это время произошло множество событий, всё ещё больше запуталось, и вот я вновь стоял перед этим местом.
«Ничего страшного, – шепнул Томаш. – Ты можешь зайти и заказать что-нибудь поесть. Тебе не обязательно общаться с Легбой. Не обязательно покидать пределы общего зала и заходить в маленькую комнату, которая ещё помнит вчерашние события. Ты всего лишь зайдёшь и закажешь еду, а заодно проверишь собственную выдержку, глазея, как другие люди напиваются и превращаются в свиней. Когда ещё ты смотрел на подобное со стороны, а не изнутри?»
Верить внутреннему голосу – тоже самое, что давать волю ногам. Мы думаем, что с нами общается кто-то мудрый, а между тем это говорят наши тайные желания. Да, иногда их совет выглядит дельным, но в данном случае… отправиться поесть в бар, который содержит женщина, делившая с тобой постель в недавнем – очень недавнем! – прошлом, и которую ты пообещал себе не видеть до тех пор, пока не разберёшься в собственных желаниях…
Есть вещи, которые мы делаем неосознанно, но с долей мазохистского удовольствия. Одна из таких вещей – нарушать собственные обещания.
Интерлюдия: Легба
Иногда в твоей душе появляется прореха. Сначала маленькая, но чем дальше, тем больше она растёт. И вот уже дыра становится огромной, а ты проваливаешься внутрь и выворачиваешь себя наизнанку.
Самое забавное, что ничего не меняется. Абсолютно. Но ты знаешь, что раньше была другой…
Легба фон Гётце
Семь лет назад, в канун нового года, вся Медина охвачена предкарнавальной лихорадкой. Скажи жителям ещё пару дней назад, чем они будут заняты новогодним вечером – они рассмеялись бы в ответ. Но сейчас все: дети и старики, немощные и здоровые, женщины и мужчины – готовятся встречать смену календаря в объятьях карнавала.
Жители перебирают наряды, выискивая всё самое яркое и пёстрое. В Медине редко кто носит подобное – большинство предпочитает не выделяться и выбирает что-нибудь светло-песчаное. Слишком тёмные цвета грозят вниманием солнца. Светлые – тем, что замёрзнешь от ветра.
Больше всего волнуются девочки из заведения мадам Клио. Казалось бы, им ли переживать из-за чужого внимания? Однако сейчас они собираются вступить на чужую территорию. Туда, где нет интимных разговоров, игр в палача и преступницу, приглушённого света, шёпота и шороха одежд. Ночные бабочки вылетают на свет, чтобы присоединиться к сотне таких же и сгореть в очищающем пламени карнавала.
* * *
Барабаны начинают звучать в восемь вечера. Поначалу грозно и ритмично, напоминая сигнал тревоги, собирающий ополчение у ворот крепости. Однако едва перепуганные жители высовываются наружу, музыка сменяется. Лишь чуть-чуть сбивается ритм, но вот уже тебя тянет пуститься в пляс, и невозможно этому противиться.
Люди ручейками, цепочками, бурными потоками и просто парами, стремятся туда, откуда доносится музыка. Они слегка пританцовывают, не в силах остановиться, и никто в тот момент не остаётся один, наедине с собой в окружении толпы. Все подхвачены радостью, весельем и ожиданием праздника.
Кроме Легбы фон Гётце.
Она – устроительница и распорядительница всего действа. Она – та, которая решила поймать Медину в ловушку лоа. Дать людям то, чего они хотят – безудержное веселье, танцы, секс, выпивку.
Карнавал – быстрый способ показать, что лоа могут принести в этот город.
Позади Легбы высится вывеска только что отстроенного бара «Запах мамбо», а сами мамбо прохаживаются неподалёку, разминаясь перед выступлением. Они собираются работать не в полную силу и оставить многое сокрытым, но тем сильнее будет подогрет интерес публики. Большинство решит хотя бы раз зайти в «Запах мамбо» и посмотреть на то, что они упустили. И большинство этого большинства будут приходить ещё и ещё.
