– И что теперь делать будем, а?
– Вы хотите совета, княже, или же просто интересуетесь нашими дальнейшими планами?
– Я интересуюсь, как быстро вы окажетесь за решёткой.
– Грабовски, – Легба наклонилась над столом, чтобы оказаться чуть ближе. – Веди себя как мужик, а не нытик. Что тебя больше волнует? Что потерял убийцу Дока? Если хочешь, я слеплю тебе из этого трупа простенького зомби. До суда он продержится, а потом тихо и мирно умрёт в камере. Устроит?
– Меня устроит, если ты захлопнешь свою пасть!
Я встал, но тут же вскочил и барон:
– Советую вам извиниться, княже. А иначе мне придётся вызвать вас на дуэль.
– В Медине не бывает дуэлей, только пьяные драки в подворотнях.
– Значит, случится первая. Впрочем, если вам больше нравится, я вызову вас именно на пьяную драку. Выбирайте подворотню!
Минуту мы сверлили друг друга взглядами, а затем я почувствовал на плече руку Шустера. Его голос, лишённый привычного сарказма, тихо и спокойно произнёс:
– Детектив Грабовски приносит вам официальные извинения, Легба фон Гётце. Мой коллега несколько не в себе и расстроен тем, что произошло. Примите заодно извинения от меня и от всей полиции Медины.
Легба задумчиво водила указательным пальцем по губам. От меня не укрылся взгляд, которым она обменялась с бароном.
– Вы принимаете извинения? – терпеливо спросил Шустер.
– От вас – да.
– Хорошо. Сейчас сюда подъедут мои коллеги. Думаю, мы закончим до обеда, и вы сможете открыть бар в обычное время.
Легба пожала плечами, показывая, что сейчас это волнует её меньше всего. Затем Шустер аккуратно и настойчиво оттащил меня к барной стойке и усадил на стул. На такой же, с какого недавно свалился убийца. К горлу подступил истеричный хохот. Я перегнулся через стойку и разжился половиной бутылки виски. Стакан мертвеца, разумеется, трогать не стал.
Развернув газету, прихваченную у Римуса, я расстелил её на стойке. С открытой страницы на меня смотрел портрет Дока. Убийство не осталось тайной в таком маленьком городе. В статье вновь вспоминалась история приезда Дока в Медину, но, к счастью, о других странностях произошедшего убийства, пока ещё никто не разболтал. С одной стороны – это позволяло автору строить фантастические версии, а с другой – все они были ничуть не фантастичней реальности.
Отхлебнув из бутылки, я пролистал газету и отшвырнул её в сторону. Методично выпивая, я только где-то в районе четвёртого глотка вспомнил про утреннее решение завязать. Сейчас оно казалось надуманным и абсолютно неосуществимым. Мир без спиртного оказался ничуть не лучше, чем с ним. Даже наоборот – он бил куда больнее и в те моменты, когда ты этого не ожидаешь.
Я выпил ещё, и к тому времени, когда приехали полицейские, мне было если не хорошо, то хотя бы безразлично. Я продолжал злиться на Легбу и ненавидеть барона, считая, что именно они виноваты в том, что произошло, но эмоции уже потускнели.
Оседлав привычного внутреннего монстра «Меня-Никто-Не-Любит», я отправился на его спине в знакомую страну под названием «Забвение». Иногда мне казалось, что лучше остаться там навсегда и никогда больше не возвращаться в Медину.
Когда-нибудь, я так и сделаю.
Интерлюдия: Канга
Люди выбирают тотемы по духу. Иногда растят дух по тотему. Иногда меняют тотем.
Тотемы выбирают людей редко. Духи ещё реже.
И то, и другое – к счастью.
Шаман Канга
Шаман Канга парит в вышине подобно орлу и наблюдает за Мединой, выискивая ту дичь, которую ему обещали духи для последней охоты. За все эти годы никого похожего не появлялось, и чтобы не растерять навыков, Канга порой бросается вниз с высоты, дабы припугнуть зазевавшуюся душу и вновь взмыть в небо.
Иной раз удержать себя оказывается необычайно трудно, а потому Канга вцепляется острыми когтями в чужой дух. Медленно-медленно приходится разжимать их, чтобы не ранить того, кто привлёк внимание шамана.
В другие разы он не атакует, но преследует. Позволяет какому-нибудь духу угнать себя в дорогу странствий. Посмотреть чужими глазами, послушать чужими ушами, побыть чужим…
Когда ты уже много лет шаман Канга, то побыть кем-то другим – небывалое удовольствие. Настолько небывалое, что постоянно приходится себя одёргивать. Ведь можно поселиться в чужом теле, вытеснить чужой дух или поглотить его. Тогда старое тело останется гнить в старом доме, а на новом месте предстоит прожить новую жизнь.
Канга не поступает подобным образом по причинам, которые лежат далеко от этики или морали. Просто чужие судьбы, попадающиеся во время странствий, слишком мелкие. Ни один из увиденных путей не может сравняться с его собственным.
Шаман так долго идёт этой дорогой и так долго ждёт нужного момента, что заставить бросить привычный путь может только нечто поистине невероятное.
* * *
С призрачной охоты шамана возвращает требовательный зов, сильней которого Канга ещё не слышал. Разве что в тот раз, когда духи призвали его и отправили в этот треклятый город. Но тогда всё было иначе – чистый свет, красивые слова, долгое прощание.
Сейчас в зове ясно слышится тревога.
Открыв глаза, Канга некоторое время смотрит в одну точку. Ему требуется время, чтобы полностью вернуться в тело. Постепенно шаман начинает видеть обстановку вокруг, а дыхание становится глубоким и ровным. Взгляд отрывается от начертанного на кирпиче знака возвращения (завитушка, похожая на спираль) и принимается блуждать по комнате.
Песок, пыль, следы запустения – спутники того, кто давно не обращает внимания на реальный мир.
«Канга уже пора отправляться. Канга всё ещё здесь, – думает шаман с неудовлетворением. – Духи обещали Канга подвиг. Прошло больше десяти лет. Канга ютится в маленькой конуре. Канга покрывается пылью. Духи неплохо посмеялись».
Между этим брюзжанием и резким уколом в сердце проходит не более секунды. Духи напоминают, что шаман предпочитает больше времени проводить, блуждая призраком, нежели дожидаться шанса совершить подвиг.
– Канга всё знает. Успокойтесь! – фыркает шаман.
Он поднимается с колен, чувствуя, как прекрасно повинуются мышцы. У путешествия в мир духов имеется побочный тонизирующий эффект. Стоит провести там пару дней, как ты ощущаешь себя на пару десятков лет моложе. Это длится не более трёх-четырёх часов, но даже эти часы радуют Канга, чьё тело давно уже перешагнуло рубеж старости.
И всё же, несмотря на приятные ощущения и лёгкость, Канга вспоминает про тревожный зов. Вздохнув, он отстёгивает с пояса маленький холщовый мешочек – содержимое глухо ударяется друг о друга. Шаман улыбается и подходит к окну, половина стёкол в котором разбита. Набежавший песок горкой покоится рядом. В отличии от других домов, он не пытается занять здесь всю поверхность, предпочитая шнырять мелкими горстями то тут, то там.
