– Вот, просто проезжала мимо и решила заглянуть, – говорит настоятельница, когда девушки усаживают ее в кресло в гостиной.
– Ну да, если «проезжать мимо» означает «сделать огромный крюк», – презрительно фыркает Анжелика.
Ее доставили домой из «Пантеона» всего пять часов назад, со стертыми от танцев ногами и охрипшим от смеха голосом; и сейчас она полулежит на кушетке в своей турецкой шали, раздраженно изучая страницу с разделом «Тет-а-Тет» в журнале «Таун-энд-Кантри». На столике греется бульотка с шоколадом; комод тесно заставлен вазами с пионами и тюльпанами. Сильные ароматы – один земной, другой воздушный – отчасти заглушают кисловатый запах мочи, исходящий от золоченой клетки с белыми мышами, которые спят кучей, закрыв красные глазки-бусинки, подергивая лапками и попискивая в своих мышиных снах. День сегодня опять солнечный. По стенам мелькают тени голубей, и за открытым окном ветер шелестит в кронах деревьев на Сохо-Сквер.
Анжелика, бледная и помятая, воспринимает все болезненно: свет чересчур яркий, девушки чересчур оживленные.
– Ну как я могу достичь хоть мало-мальского успеха в обществе, если вы не даете мне толком выспаться? – Она снова заглядывает в журнал. – О, здесь наша Белла, посмотрите! – Она разглаживает смазанное изображение миссис Фортескью и ее высокородного любовника. – Не дай нам бог хоть на миг забыть о ней! Удивительно, не правда ли, что вся пресса страшно возмущена этой историей, но по-прежнему посвящает ей целые страницы.
– Да, Белла сумела хорошо устроиться, – кивает миссис Чаппел.
– Так и я устроюсь не хуже, – довольно резко отвечает Анжелика.
Самая черная, самая мохнатая и самая толстая из всех собачонок, которая до сих пор мирно лежала, уткнувшись носом в лапы, вскакивает и грозно тявкает.
– Ну-ну, потише. Фоксику не нравится твой тон, – говорит настоятельница, поднимая песика к себе на колени и почесывая его косматую морду. – Я вовсе не хотела тебя задеть. На самом деле у меня к тебе предложение, весьма для тебя выгодное.
Девушки, всегда спящие по целых восемь часов в сутки и по благоразумию своему никогда не прикладывающиеся к мадере, которую ежедневно разливают своим посетителям, не ведают сонливой вялости – и сейчас они смотрят во все глаза, подталкивают друг дружку локтями и возбужденно шепчут:
– Ах, расскажите ей! Расскажите! Расскажите!
Анжелика лениво потягивается. Кончики пальцев у нее розово светятся на солнце.
– И что же вы хотите мне рассказать?
– Я заполучила в свое распоряжение самую поразительную диковину в Лондоне – она неделю будет выставляться только в нашем заведении. Самое странное извращение природы из всех, что мне доводилось видеть прежде.
– Хотя вы в свое время сношались с Честерфилдом.
– Возможно, вы слышали, – говорит Полли. – Настоящая редкость. О ней пишут все газеты.
– О, верно, речь о свинье, знающей счет.
– Свинья может показывать какие угодно чудеса в чтении мыслей, но, пока она не научится управлять своим кишечником, я больше не позволю ей разгуливать по своему каррарскому мрамору, – отвечает миссис Чаппел. – Мы все очень разочарованы.
– Попробуйте еще раз, – нетерпеливо предлагает Элинора.
– Да откуда мне знать? – Анжелика со стоном вздыхает и трет глаза кулаками, но девушки выжидательно смотрят на нее. – Ну хорошо. Полагаю, это какое-то существо.
– Да! – радостно восклицают они хором, а Китти молча подпрыгивает от восторга.
– Ох, зачем так шуметь-то? – Анжелика перекатывается на бок и утыкается лицом в прохладные атласные подушки. – Неужели нельзя оставить меня в покое и посидеть тихо?
– Но вы уже почти угадали, – весело настаивает Элинора. В прежней жизни, до своего падения, она была упрямой и своенравной младшей сестренкой, и детские повадки возвращаются к ней при малейшем побуждении. – Ну вообразите себе необычное существо. Волшебное существо.
– Значит, единорог, – мычит Анжелика в подушку.
– Чушь! – резко произносит миссис Чаппел. – Как будто кто-нибудь отправится на другой край света за существом, которое водится в нашей стране. Тебе даже не стыдно своего невежества!
– Я вот ни разу не видела единорога в наших краях, – возражает Анжелика.
– Потому что они благоволят к девственницам. А нигде ближе Кента ни одной девственницы давно не осталось.
Китти больше не в силах сдерживаться, хотя ей запрещено открывать рот. Возглас вылетает у нее как пробка из бутылки:
– Это русалка, мисс!
Миссис Чаппел ударяет Китти веером по лицу с такой яростью, что, наверное, отшибла бы ей нос, если бы девочка, в совершенстве владеющая искусством уворачиваться от ударов, не успела отпрянуть.
– Русалка? – переспрашивает Анжелика.
– Да!
– Жуткая тварь! – восторженно восклицает Полли. – Мы ее видели!
– И совсем не такая, какой представляешь себе русалку!
– Ну она ведь еще младенец.
– Уродливый младенец, – добавляет Китти и испуганно зажимает рот рукой под гневным взглядом миссис Чаппел.
– Так и ты была не лучше, Китти, но мы уверены, что ты превратишься в красавицу.
– Зубы острые, как у котенка!
– Вся иссохшая. Коричневая. Мертвая!
– Мертвая!
Девушки держат свои чашки с чаем аккуратно, но глаза у них возбужденно блестят, и они тараторят быстрее, чем успевает шевелиться язык, то все хором, то перебивая друг друга. Собачонки, заразившись их волнением, выскакивают у них из-под юбок и принимаются носиться вокруг кушетки, клацая когтями по полу.
– Довольно! – сурово приказывает миссис Чаппел. – Вижу, вы еще недостаточно воспитанны, чтобы брать вас с собой в гости. Впредь буду оставлять вас дома: пускай мадам Парментьер дает вам дополнительные уроки хороших манер.
Девушки разом умолкают.
– По описанию совсем не похоже на русалок, о которых мне приводилось слышать, – говорит Анжелика.
Ибо в раннем детстве, прошедшем на Портси, она однажды сидела на теплых коленях в таверне, где пили, пели и плясали моряки, счастливые, что возвратились домой. Та крохотная Анжелика сосала большой палец и таращила глазенки, блестевшие в свете камина, когда голоса возвысились, дабы поведать о прекрасной морской деве, завлекающей в пучину хороших людей.
То была самая разудалая из всех песен, но…
– Ах, только не эту! – вскрикнула обладательница теплых коленей, щекоча дыханием младенческую щеку Анжелики. – Только не в такую ненастную ночь! Это не к добру!
– Так мы же на берегу, милочка, – рассмеялись моряки. – Чего нам бояться?
– Но в море много других кораблей. И вам самим еще не раз идти в плавание.