Мила пожала плечами.
– Наверное, помню, а что такое?
– Да я хотела у вас спросить! С вами поговорить! То есть, просто спросить, а можно и поговорить!
– Господи, то спросить, то поговорить, – нетерпеливо перебила Мила. – Мне некогда сейчас.
– А когда вы освободитесь?
Тут она неожиданно засмеялась.
– Часов через десять-двенадцать, – сказала она. – А что такое случилось?
– Нас Олег Аллилуев пригласил, – вставила Джессика и опять попала в точку.
– Олежка? – обрадовалась Мила. – Нужно было так и сказать! Он еще не подъехал! Вы полезайте в гримваген, – она подбородком показала на микроавтобус. – Там, по крайней мере, тепло. Я сейчас прибегу.
И умчалась.
– А чего такое гримваген? – спросила Джессика.
Настя, не отвечая, забралась по ступенькам, распахнула дверь, чуть не упала и головой вперед ввалилась в теплое нутро микроавтобуса.
Здесь горел яркий свет, было сильно натоплено, диваны по обе стороны прохода завалены какими-то вещами. Пахло кофе и табаком, одним словом, рай.
Настя повалилась на диван, кое-как отпихнув барахло, проворно расстегнула пряжки на проклятущих туфлях, скинула их и застонала от счастья. И закрыла глаза.
Рай, рай.
– А чего тут делают, в этой машине? – спрашивала Джессика. – А рация для чего? У них телефонов, что ль, нету? Тут прям спать можно! И раковина! Чего, и вода идет?
Она повернула кран. Вода пошла. Джессика восхитилась.
Настя так и сидела, закрыв глаза. Ледяные скрюченные пальцы на ногах постепенно оживали, расправлялись, и вдруг страшно зачесались. Настя принялась остервенело чесать ноги друг об друга.
…Как же она домой поедет? Босиком? Пытку туфлями она больше не вынесет!
Распахнулась дверь, заглянул какой-то парень:
– Мила здесь?
– Убежала.
Дверь захлопнулась.
– Насть, – сказала Джессика. – Чего ты все время молчишь и на меня внимания не обращаешь?
– Я обращаю.
– Я ж не виновата, что тебе ноги натерло! Ты мне скажи, для чего нужна такая машина, а? С краном! Со светом!
– Для съемочной группы, – объяснила подкованная Настя туманно. – Ты что, в интернете никогда не видела, как кино снимают? Тут можно посидеть, если… если дождь. Или подождать, если надо ждать.
– Тут у всех такие?
– Я не знаю, Джесс, – призналась Настя.
Распахнулась дверь, девушка торопливо взобралась по ступенькам.
– Мила рацию забыла, – запыхавшись, сказала она. – Вы не видели ее рацию, девчонки?
– На столе рация.
– Точно, спасибо! А вы чего тут сидите? Кого ждете?
– Аллилуева, – сказала Настя.
– А кто такой Аллилуев? – уже с улицы удивилась девушка, и дверь захлопнулась.
– Никто не знает, – сказала Джессика сокрушенно. – А он режиссер! А его никто не знает!
– Он подменяет их режиссера. Аллилуева они никогда не видели.
– Вот дела!
Настя наклонилась и стала чесать ступни.
– Как ты думаешь, снег пойдет? – спросила Джессика. – Чего-то мне надоело на съемке! Если так каждый день, со скуки помрешь.
– Да не было еще никакой съемки, – сказала Настя. – Они только готовятся.
Джессика зевнула и привалилась спиной к диванным подушкам. В этом диковинном автобусе диваны были с подушками! От тепла ее разморило и потянуло в сон.
– А где артисты, а? Как ты думаешь, они уже приехали?
Они сидели так довольно долго и переговаривались – довольно вяло, – и уже Джессика подтянула ноги и укрылась пледом, и Настя принялась неудержимо зевать, и тут прибежала Мила.
– Девчонки, – громко заговорила она, – на улице холод, ужас, а у нас две сцены уличные! Вы что, спите? Вы даете!.. Олежка приехал, смотрит сейчас, как выставились.
Настя моментально вскинулась и сделала вид, что она и не думала спать.
– Я сказала, что вы здесь, он сказал, чтоб минут через сорок подходили, он сейчас занят.
– А можно посмотреть?
– Где мой сценарий? – сама у себя спросила Мила. – Я была со сценарием или без, кто видел? Что посмотреть вы хотите?
– Ну… что там происходит.
– Ничего не происходит, Олежка смотрит, как камеры стоят и как рельсы лежат. А потом быстренько с актерами сцену пройдет, и будем снимать. Мы пока в графике, тьфу-тьфу-тьфу. Никто не видел мой сценарий?..
– Я не видела, – призналась Джессика, и Мила засмеялась.
– Если хотите смотреть, давайте за мной!
Настя стала всовывать ноги в ненавистные туфли. Они никак не всовывались.
– Я тут пока посижу, можно? – жалобно проговорила Джессика. – Не хочу на холодрыгу! Я потом, когда артисты…
Настя в конце концов заставила ноги влезть в туфли. Пряжки было не застегнуть, и шут с ними.
Следом за Милой, хромая на обе ноги, она спустилась по лесенке. Мила моментально ускакала вперед, Настя за ней не успевала.
Мила обернулась, приостановилась и подождала.
– Ты чего так хромаешь? Ноги стерла? Вот дурочка, кто же на съемку приезжает на каблуках? Тут и без каблуков с ума сойдешь к вечеру!..
– Мила, а вы же артистка, да?
– Откуда ты знаешь?
– Мне Олег Аллилуев сказал.
– Артистка, – согласилась Мила. – Невеста без места. Я уж и забыла сто лет, что артистка!
– Мила, тебя Эмма ищет! – прокричали издалека.
– Иду! – отозвалась Мила. – Чего она меня ищет, пять минут назад поговорили.
– А почему вы не играете? – спросила Настя, едва успевая за ней. И тут же поняла, что сморозила глупость.
– Потому что негде мне играть, не берет меня никто, – легко сказала Мила. – Зато в кино работаю, видишь?
– А от кого это зависит? Кто не берет?
– От всех зависит, – сказала Мила в сердцах. – От продюсера, режиссера, кастинг-директора, оператора-постановщика! Артист самый последний человек, от него как раз ничего не зависит!.. Он только должен на съемке всю душу из себя вывернуть и предъявить камере. А если не душу, то еще что-нибудь – красоту, уродство, глупость или ум!.. Вот это от него зависит, а больше артист ничего не может. Только сидеть и ждать, когда позовут. Могут никогда не позвать.
– И что тогда делать? – серьезно спросила Настя.
– Другую работу искать, – тоже серьезно ответила Мила. – Я нашла, мне повезло.
Они взбежали на крыльцо, пропустив группу людей, навстречу попалась давешняя сердитая тетка.
