– Он сам явился виновником аварии.
Полицейский поблагодарил ее и отошел к коллегам. Ева заметила, что все еще держит в руках черную шляпу.
* * *
После обеденного перерыва, во время которого, словно по тайной договоренности, никто не заговаривал о несчастном случае, Ева переводила поляка, который был капо в камере хранения. Старик показал, что у прибывавших в лагерь немедленно отбирали все вещи и за пять лет там скопилось множество денег, украшений, шуб, ценных бумаг. Он помнил огромное количество цифр, и хотя числа было первое, что она выучила по-польски, Еве пришлось сосредоточиться, чтобы не наделать ошибок. На время она забыла про Кона, но войдя около шести в квартиру на Бергерштрассе, положила черную шляпу в прихожей на вешалку и тут же, не снимая пальто и не включая в прихожей свет, прошла к телефону и в полумраке набрала телефон городской больницы. Ожидая соединения, она заметила на полу у двери в гостиную маленькую блестящую лужу. Пурцеля нигде не было видно, он не выбежал, как обычно, поздороваться с ней. На другом конце провода раздался приятный женский голос:
– Городская больница. Приемный покой.
Ева поинтересовалась пожилым человеком, Отто Коном из Венгрии, которого доставили днем. С ним произошел несчастный случай возле дома культуры. Как он себя чувствует? Но приветливая женщина не предоставила Еве никакой информации. Тогда Ева попросила соединить ее с детским отделением, с сестрой.
* * *
В полутемной процедурной детского отделения горела только лампа над кушеткой, которая обычно освещала маленьких пациентов. Пустая кушетка имела печальный, покинутый вид. Доктор Кюсснер и Аннегрета жарко спорили. Оба были возбуждены, но говорили шепотом, чтобы их никто не услышал в коридоре.
– Я не понимаю тебя, Аннегрета. Это такая редкая возможность.
Жена Кюсснера с обоими детьми внезапно на две ночи отправилась к родственникам, а Аннегрета тем не менее отказывалась от свидания.
– Не хочу.
– Необязательно же у меня дома. Хотя, если ко мне зайдет медицинская сестра кое-что обсудить, что в этом такого?
Аннегрета, скрестив руки на груди, прислонилась к шкафу, на котором стояли огромные весы с неумолимой стрелкой и холодной металлической чашей – неподкупный инструмент ухода за младенцами.
– Просто не хочу, Хартмут, подстраивать свою жизнь под вашу. Мы договорились на следующий четверг. До этого я не поступаю в твое распоряжение.
– Ты невыносимо упряма.
Доктор Кюсснер подошел к Аннегрете и неловко погладил ее по голове. Она недавно осветлила волосы, которые стали почти белыми.
– Я хочу насладиться этой короткой свободой, неужели ты не понимаешь? Вместе с тобой.
– Разведись, тогда будешь вечно свободен.
Аннегрета не имела это в виду всерьез, но ей было интересно услышать, как станет выкручиваться Кюсснер, как будет говорить те же самые слова, которые она уже столь часто слышала от других женатых мужчин.
– Я же сказал тебе, мне нужно время.
«Да, классическая фраза», – с удовлетворением подумала Аннегрета и улыбнулась. Кюсснер приподнял полу ее халата, завел руку между ног и замер. Он был неопытный любовник. Аннегрета отвела его руку и высвободилась. Доктор сел на металлический вращающийся табурет, его вдруг будто покинули все силы.
– Я думал, это будет проще.
– Роман? Тут нужна тренировка. Любой человек – машина. Любой может включить или выключить чувства. Только нужно знать, на какую кнопку нажимать.
Кюсснер посмотрел на Аннегрету.
– Я беспокоюсь о тебе.
Аннегрета хотела состроить шутливую гримасу, но с испугом поняла, что Кюсснер говорит правду. Она пошла к двери.
– Мне нужна твоя ответственность, Хартмут, а не чувства.
Кюсснер встал и сделал жест человека, признающего поражение.
– Ладно, тогда, как обычно, в четверг.
– И пожалуйста, не влюбись в меня, – серьезно сказала Аннегрета.
Кюсснер рассмеялся, как будто его застали врасплох, и хотел что-то ответить, но тут дверь в сестринскую распахнулась. И Аннегрета, и доктор Кюсснер с облегчением отметили, что они на расстоянии нескольких метров друг от друга. Сестра Хайде заглянула в комнату и недовольно, как всегда, сказала:
– Там ваша сестра звонит.
Доктор Кюсснер подчеркнуто по-деловому обратился к Аннегрете:
– Хорошо, сестра, мы все обсудили.
* * *
По коридору, где уже включили ночное освещение, Аннегрета подошла к посту дежурной. Собравшись с духом, она подняла лежавшую на столе трубку. Ева обычно не звонила ей в больницу.
– Что-то с папой?
– Нет, Анхен, не волнуйся, мне нужна твоя помощь.
Аннегрета облокотилась на стол, за который уселась сестра Хайде. Та заполняла истории болезней и старалась казаться занятой. Аннегрета с удивлением услышала, что Ева просит ее осведомиться об одном пациенте в отделении экстренной хирургии.
– Я вообще не понимаю, о ком ты говоришь, Ева. С кем произошел несчастный случай? Отто как? Кто это?
– Свидетель. На процессе.
Аннегрета молчала, не отводя взгляда от стены позади сестры Хайде. Там висело расписание на следующий месяц. Дни были помечены разными цветами. Цвет Аннегреты голубой, как браслетики на руках мальчиков, которых она так любила. Вот уже два дня в первой палате лежал особенно очаровательный младенец. Михаэль. При рождении он весил почти пять килограммов.
– Попробую, – сказала в трубку Аннегрета.
– Спасибо. Перезвони, пожалуйста, если что-то узнаешь.
Аннегрета повесила трубку. Сестра Хайде в немом вопросе подняла на нее кислое лицо. Аннегрета не стала ничего ей объяснять. Она прошла по коридору и остановилась на пороге первой палаты. Пока еще лежавшие в темноте дети не плакали. До кормления у Аннегреты было полчаса. Она подошла к кроватке Михаэля и погладила его по маленькой головке. Тот не спал и, уставившись черными глазами в пустоту, водил кулачками.
* * *
В квартире Брунсов Ева взяла в кладовке за кухней ведро с тряпкой и вытерла лужу, оставленную Пурцелем в прихожей. Режим его прогулок не изменился, но в последнее время он все чаще гадил в квартире. Ему было уже одиннадцать лет, возможно, это старческое. Ева отогнала мысли о том кошмаре, который устроит Штефан, когда им придется усыпить пса. Над кухонной раковиной она промыла и отжала тряпку и посмотрела на часы. После разговора с Аннегретой прошло уже полчаса. Ведь не так же долго спросить? В этот момент зазвонил телефон. Ева быстро прошла в прихожую и сняла трубку.
– Ева Брунс.
Но это был Юрген, он звонил из Западного Берлина, куда на несколько дней поехал по делам – осмотреть фабрику в Восточном Берлине, где шили постельное белье. Юрген был весел. Его приятно удивило качество восточногерманского белья, и он надеялся дешево его купить. Стена, по его словам, все еще действует угнетающе. На ужин ему подали замечательный кострец. Живет он в гостинице на Ку-дамм с видом прямо на разрушенную церковь Вильгельма. Решение оставить ее в разбомбленном виде, по его мнению, было неправильным.
