– Выходите на лед, – велел он.
Хоккеисты послушались. Петер за ними не пошел – он знал, что его там не ждут.
Команда «Бьорнстад-Хоккея» снова выехала на лед; трибуны уже почти опустели, лампы под потолком погасли. Но в торце еще стояли люди в черных куртках, и они отказывались замолкать. Они прыгали так, что под их ногами гудело дерево, их не было и сотни, но скандировали они, как десять тысяч человек: «Не прогнетесь вы – не прогнемся мы! Не прогнетесь вы – не прогнемся мы! Не прогнетесь вы – не прогнемся мы!»
Чтобы сказать хоккеистам: мы еще здесь. Чтобы напомнить, что значит клуб. Что клуб – это не право, а привилегия.
И вот уже вся основная команда «Бьорнстада» стояла на льду и скандировала вместе с черными куртками: «НЕ ПРОГНЕТЕСЬ ВЫ – НЕ ПРОГНЕМСЯ МЫ! НЕ ПРОГНЕТЕСЬ ВЫ – НЕ ПРОГНЕМСЯ МЫ!» Во дворце было пусто и темно, но ни на льду, ни на трибунах никого и не ждали. То, что происходило сейчас, происходило между командой и ее самыми верными фанатами. Они были семья.
Петер, заложив руки в карманы, в одиночестве постоял в раздевалке. Потом вышел из дворца и пешком двинулся через лес до Бьорнстада, домой, глубоко дыша подступавшей уже зимой и чувствуя себя лузером как никогда. Все уплывало у него из рук: его дети, его жена. Его клуб.
Стоило ли оно того? Ах, кто бы знал!
* * *
Тренеры «Бьорнстада» и «Хеда» встретились после матча в судейской. Разговаривали они по-тренерски – вежливо, но без особого дружелюбия.
– Отличный матч, – сказал Давид, в красном.
– Вы победили. Так что отличным матч вышел только для вас, – заметила Цаккель, в зеленом.
Давид улыбнулся. Они оба одной породы.
– Как там твои парни? – спросил он.
– Мои парни или какой-то конкретный парень? – ответила она вопросом на вопрос.
– Беньямин. – Давид пытался придумать, куда девать руки. – Я спрашиваю, как там Беньямин.
– В следующий раз мы с вами встречаемся в декабре. В декабре он отыграет весь матч! – пообещала Цаккель. Давид широко улыбнулся. Цаккель не ответила на его вопрос, но дала понять: когда они встретятся в следующий раз, она не проиграет. Она в первую очередь тренер, как и сам Давид.
– Отличный матч, – повторил Давид.
Он протянул руку, но Цаккель не сделала ни малейшей попытки пожать ее. Зато сказала:
– Этот Филип, ваш защитник, явно в звезду вырастет.
Давид гордо выпрямился. Филип всю дорогу был самым незаметным и слабым в команде, но Давид всякий раз оставлял ему шанс – и вот вырастил звезду.
– Да. Ему только нужно… – начал было Давид, но Цаккель перебила его:
– В следующий раз не разрешай ему подниматься на трибуну. Не дай втянуть его в политику!
Давид согласно кивнул. Да, они с Цаккель точно одной породы. Оба знали, что Филип может быть лучшим, но ничего не добьется, если станет ссориться с публикой. Элитный спорт не терпит такого рода вольностей. Игроку надо только играть. Хоккей должен оставаться только хоккеем.
– Сегодня он был медлительнее, чем обычно. После предсезонной тренировки не отошел… – начал Давид.
– У него болит бедро, – с железной уверенностью заявила Цаккель.
– В смысле?
– Правое бедро. Гиперкомпенсация. Посмотри на его спину, когда он стоит неподвижно, и увидишь – он горбится. Он тебе ничего не говорит, потому что боится тебя разочаровать.
– Откуда ты знаешь? – удивился Давид.
– В его возрасте я тоже так делала.
Давид долго колебался, но потом спросил:
– Кто тебя тренировал?
– Отец.
Говоря это, Цаккель ни на йоту не изменила выражения лица. Давид озадаченно поскреб шею.
– Спасибо. Поговорю с Филипом…
Цаккель достала из кармана клочок бумаги, нацарапала телефонный номер.
– Вот, это физиотерапевт. Лучше всех смыслит в подобных травмах. Отвези Филипа к нему, передай от меня привет.
И она вышли из судейской. Давид крикнул:
– Когда меня назначат тренером элитной команды, я тебе позвоню! Будешь моим ассистентом!
Ответ донесся из коридора – самоуверенный, словно самоочевидный:
– Это ты будешь МОИМ ассистентом!
Назавтра Давид отвез Филипа к физиотерапевту. Поездка туда и обратно заняла целый день; через несколько лет, давая интервью, Филип расскажет, как Давид весь остаток сезона таскал его к врачу раз в неделю. «Мой лучший тренер! Он спас мою карьеру!» Физиотерапевт работал на один из крупнейших хоккейных клубов страны, и на следующий год Филипа взяли туда. В том же году Давида пригласили туда тренером.
Элизабет Цаккель тоже будет претендовать на эту должность, но ее туда не возьмут.
Всегда справедливость. И всегда несправедливость.
* * *
Поздно вечером в дверь Давида позвонили. Открыла его беременная подруга. На пороге стоял Беньи.
Когда Давид спустился в прихожую, у него перехватило дыхание. Все взросление этого мальчика пронеслось перед глазами: Беньи и Кевин, лучшие друзья, дикарь и гений. Как же Давид любил их обоих. Почувствует ли он себя еще хоть раз в жизни тем тренером, что работал с ними?
– Входи! – пригласил счастливый Давид, но Беньи покачал головой.
Ему уже восемнадцать. Мужчина. Когда они с Кевином были детьми, Давид мотивировал их тысячью мелких приемов, но самым действенным было дать им поносить часы. Эти часы Давид унаследовал от отца, мальчишки их обожали, и когда один из них особо отличался на тренировке или в игре, то получал их во временное владение. И вот теперь Беньи протягивал эти часы Давиду:
– Отдай своему малышу. Мне они не очень подходят.
Весной, когда Давид покинул «Бьорнстад-Хоккей», он видел, как Беньи целуется с другим юношей. Как много тренер хотел ему тогда сказать и как мало нашел слов. Поэтому просто оставил отцовские часы на надгробии отца Беньи, вместе с шайбой, на которой написал: «По-прежнему самый смелый чувак».
– Я… – прошептал Давид, но не смог продолжать.
Беньи вложил часы ему в ладонь, Давид с такой силой впился в их металл, что девушка заплакала.
– У меня остается шайба, мне хватит, – сказал Беньи.
Давиду захотелось обнять его. Странное дело – оказывается, можно забыть, как обнимать другого.
– Через что тебе пришлось пройти… – искренне прошептал он.
Беньи прикусил щеки.
– Ты мой лучший коуч, – так же искренне ответил он.
«Коуч». Не «человек», не «друг». Просто «коуч». Боль от этого слова никогда не утихнет в душе Давида.
– В любой моей команде для тебя всегда найдется свитер с номером шестнадцать… – пообещал Давид.
