– Она, говорят, спит с бабами, только этого у нас не хватало! – заметил второй – или, может быть, это был первый.
Ему возразил четвертый (или пятый):
– У нас такие тоже имеются. Они теперь везде.
Первый фыркнул:
– Оно бы ладно, если потихоньку, но зачем напоказ-то выставлять? Неужто в наше время и это – политика? Третий старик с такой силой откинулся на спинку барного стула, что непонятно, что затрещало – спинка или его спина, – и попросил у Рамоны еще пива. Пока Рамона наливала, он сказал:
– Вы уж напричитайтесь впрок, потому что если эта новая тренерша одолеет «Хед-Хоккей», то пусть хоть с МОЕЙ бабой спит, мне без разницы.
Вся пятерка снова захохотала – все вместе и друг над другом.
Рамона выставила им закуску, старым пердунам. Орехов – у самих-то на плечах, считай, пустая скорлупа.
* * *
Петер позвонил в дверь Овичей. Открыла мать Беньи.
– Петер! Марш за стол! – велела она, словно Петер опоздал к ужину, хотя он и не помнил, когда видел эту женщину в последний раз.
Беньи дома не было, и Петера это обрадовало, он ведь пришел не к Беньи. Сестры, все три, сидели на кухне: Адри, Катя и Габи. Мать отвесила им по затрещине – за то, что они все еще не поставили тарелку для гостя.
– Я ненадолго, и я уже поужинал, – попытался увильнуть Петер, но Адри схватила его за руку:
– Ш-ш-ш! Если ты откажешься от маминой стряпни, то ты смелее, чем я думала!
Петер улыбнулся – сначала виновато, потом испуганно. Можно отпускать шуточки по поводу семейства Ович, но только не за ужином. Поэтому Петер съел на три порции больше, чем был в состоянии вместить, плюс кофе с печеньем четырех видов, а остальное ему дали с собой в пластиковых контейнерах и в фольге. Адри с довольным видом проводила его к двери.
– Сам виноват, что пришел во время ужина.
– Я только хотел поговорить о Беньямине. – Петер держался за живот.
– Понимаю, поэтому мы дали маме поговорить с тобой о всяком прочем. – Адри ухмыльнулась еще шире, но, увидев, как Петер серьезен, тоже стерла улыбку.
– У нас новый тренер. Элизабет Цаккель.
– Я слышала. Все слышали. Даже в газете писали.
Петер достал мятую бумажку. Адри прочитала фамилии, увидела имя брата, но, похоже, не сразу сообразила, что означает буква «К» рядом с именем. Петер пришел ей на помощь:
– Она хочет сделать Беньи капитаном команды.
– Основной команды? Где взрослые мужики? Беньи же…
– Знаю. Но эта Элизабет Цаккель… как бы выразиться? Она поступает не как другие… – уныло объяснил Петер.
– Ну и ну. – Адри улыбнулась. – МОЙ брат – капитан команды? Она хоть понимает, во что ввязывается? – Она говорит, ей нужна не команда, а шайка разбойников. А тут с твоим братом никто не сравнится.
Адри дернула головой:
– От меня ты чего хочешь?
– Помоги мне контролировать его.
– Этого никто не сможет.
Петер нервно почесал шею.
– У меня плохо получается общаться с людьми, Адри. Но эта Цаккель – она…
– У нее получается еще хуже? – предположила Адри.
– Именно! Откуда ты знаешь?
– Мне звонил Суне. Сказал, что ты приедешь.
– Значит, я зря высидел весь ужин? – взорвался Петер.
– Тебе не понравилось, как мама готовит, или что? – прошипела Адри так сердито, что Петер попятился, вскинув руки, будто угодил в кино про ковбоев.
– Адри, прошу тебя, просто помоги мне. Беньи нужен нам, чтобы победить.
Адри смотрела на бумажку, которую держала в руке.
– Но Беньи нужен вам как лидер. Вам нужен разбойник, а не псих без башни.
– Нам нужен Беньи, который не очень похож на… обычного Беньи.
– Сделаю, что смогу, – пообещала Адри.
Петер благодарно кивнул.
– А еще нам нужна ты, как тренер для команды девочек. Если у тебя хватит сил. Я не смогу платить тебе зарплату и знаю, что работа эта неблагодарная, но…
– Она благодарная, – возразила Адри.
Петер видел, как в ней горит огонь. Такое понимаешь, только если ты человек хоккея. Они простились, крепко пожав друг другу руки, – спортивный директор и сестра, отец и тренер девчачьей команды. Но прежде чем Петер ушел, Адри сказала:
– Кто даст тебе деньги? Эти «таинственные спонсоры», о которых пишет газета, – какие у них условия?
– А кто говорит, что они ставят условия?
– Петер, где деньги – там и условия. Особенно когда деньги сочетаются с хоккеем.
– Ты же понимаешь – я не могу ничего рассказывать, пока не будет объявлено о сделке, – умоляюще сказал Петер.
Адри ответила – не угрожающе, скорее сочувственно:
– Ты только не забудь, кто вступился за клуб, когда пришлось совсем хреново.
Адри не потребовалось произносить «Группировка». Петер и так понимал, кто тогда вступился.
– Сделаю, что смогу, – пообещал он.
Хотя оба знали, что для Бьорнстада этого слишком мало.
19
Та же синяя рубашка
Было еще тепло, когда в бьорнстадской школе начался осенний семестр. Светило солнце, в вышине парили легкие облачка, температура врала, что время коротких рукавов и садовой мебели еще не прошло, но коренные бьорнстадцы уже чуяли зиму. Скоро холод заморозит озера, полетят снежные хлопья, тяжелые, как кухонные прихватки, снежинки, и на городок опустится темнота, словно сзади к нему подкрался злой великан и упрятал все дома в черный мешок, чтобы у себя в подвале, где никто не видит, составить из них игрушечный поезд.
Каждый год в Бьорнстаде как будто заканчивается в августе – может, оттого здесь так легко любить спортивную игру, время которой приходит в сентябре. Возле школьного здания кто-то пристроил на дереве зеленые флаги. Одним это показалось безобидным, а для других выглядело провокацией.
Все началось не здесь. Но здесь оно зашло гораздо дальше.
Ана и Мая остановились метрах в ста от входа; обе глубоко дышали и держались за руки. Целое лето они оставались свободными, но школа – это совсем другой остров, не тот, где можно спрятаться вместе с лучшей подругой, а тот, на котором поневоле дрейфуешь к суше после ужасного несчастья. Все они тут – жертвы кораблекрушения, они оказались вместе случайно, и теперь каждый мечтает лишь дотянуть до конца семестра и побыстрее отсюда убраться.
– Мне точно не надо сходить за ружьем? – спросила Ана.
– Точно. – Мая рассмеялась.
– Я не буду ни в кого стрелять. Во всяком случае, сильно не буду, – пообещала Ана.
