– Политика и хоккей. Сам знаешь, Петер. Нельзя их смешивать.
Петер засопел:
– Не знаю, насколько это тебе теперь важно, но… этот Ричард Тео одурачил меня. Он просто натравливает таких, как мы, друг на друга, чтобы прибрать власть к рукам. Таким, как он, нужен не только хоккейный клуб, они хотят контроль над всем городом…
Теему рассеянно поскреб щетину – человек, которому больше нечего терять.
– Решили нас нагнуть? Пусть попробуют рискнуть.
Петер кивнул. Он все еще не знал, кого боится больше: беспредельщиков с татуировкой или беспредельщиков в галстуках. Он поднялся, поблагодарил Рамону за кофе; она так и сидела с бумагой в руках, но читать начала только после того, как он вышел.
Это было заявление об уходе. Отныне Петер больше не спортивный директор «Бьорнстад-Хоккея». Он вообще там больше не работает.
Рамона подтолкнула заявление через барную стойку. Теему прочитал. Допил кофе и сказал:
– Петер – задница. Но он спас клубу жизнь. Мы этого не забудем.
– Нет на этой земле задницы, которую бы кто-нибудь не любил, – заметила Рамона.
Она подняла стакан, Теему – чашку, и они молча чокнулись. Потом Теему уехал на матч. Вечером они с матерью будут ужинать картофельным салатом и салатом из пасты.
* * *
Ричард Тео работал у себя в кабинете. Возле здания администрации развевались флаги, спущенные до половины флагштоков. Возможно, Ричарда это волновало, а возможно, и нет. Возможно, он раскаивался в том, что натворил, а возможно, внушил себе, что в конце-то концов он принесет этому миру больше блага, чем зла. Потому что Ричард Тео был убежден: на политику может повлиять лишь тот, у кого власть. Так что одних только добрых намерений мало: сначала надо победить.
На следующих местных выборах он пообещает вкладывать больше денег в пожарную безопасность памятников архитектуры в центре Бьорнстада, возле бара «Шкура». Еще он пообещает добиться снижения максимальной допустимой скорости на дороге между Бьорнстадом и Хедом, чтобы больше не допустить подобных трагедий. Он станет требовать «закона и порядка», «больше рабочих мест» и «более качественной медицинской помощи». Он прославится как политик, который организовал ледовый детский сад, спас от разорения «Бьорнстад-Хоккей» и сохранил рабочие места на фабрике. Может быть, он даже спасет больницу в Хеде.
В один прекрасный день люди в нашем городе, конечно, поймут, что новые владельцы и не собирались сохранять фабрику в Бьорнстаде. В удобный момент они перенесут ее куда-нибудь, где земля еще дешевле, а зарплаты можно еще сократить. Но Ричарду Тео дела до этого не будет. К следующим выборам в местную газету попадет документ, проливающий свет на то, как ведущие политики годами мухлевали с деньгами налогоплательщиков, как пособия и займы оседали в карманах больших шишек из правления хоккейных клубов и как осуществлялись «незаконные инвестиции» в строительство конференц-отеля после того, как муниципалитет подал заявку на проведение чемпионата мира по лыжным видам спорта. Тотчас разразится скандал: «тех, от кого зависит принятие решений», подкупили «богатые предприниматели».
И какая разница, что женщина-политик, которая теперь возглавляла самую крупную партию, ни сном ни духом не была вовлечена в мошеннические сделки; ей все равно придется всю предвыборную кампанию отвечать на вопросы о взятках. На одном из предприятий, оказавшихся в центре коррупционного скандала, работали ее муж и брат. Позже выяснится, что они ни в чем не замешаны, но к тому времени их невиновность уже не будет иметь смысла, поскольку слово «коррупция» и фамилию женщины-политика будут склонять в одних и тех же газетных заголовках достаточно часто, чтобы большинство жителей пришли к мысли: «Конечно, и у нее рыльце в пуху. Все они друг друга стоят».
И на ее фоне будет стоять Ричард Тео, которому уже не придется быть безупречным – достаточно, что он не такой, как она. На следующих выборах он победит, потому что людям вроде него это свойственно. А потом может и проиграть, потому что люди вроде него побеждают не всегда.
Сегодня он покинул здание администрации раньше обычного. Вечером ему предстоял долгий путь на машине, он поедет к брату, который живет в столице. Завтра племяннику Ричарда Тео исполняется шесть лет; с самого рождения мальчика Ричард каждый вечер звонил ему и по телефону читал сказку на ночь. Почти всегда – про животных, потому что животных и Ричард, и мальчик обожали.
Завтра, в день рождения мальчика, они пойдут в зоопарк. Будут смотреть медведей и быков. А может быть, даже аистов и мух.
* * *
Мира Андерсон и ее коллега сидели в новом офисе. В нем было не повернуться из-за бесчисленных коробок; Мира с коллегой вымотались и нервничали. Им удалось увести с собой нескольких крупных клиентов, но нанять дельных сотрудников оказалось не так-то просто. Никто не рискнет наняться в фирму, которой без году неделя, тем более в наших краях.
Поэтому, когда в дверь постучали, коллега воодушевилась, решив, что кто-то из юристов, приходивших к ним на собеседование, явился сообщить, что передумал. Коллега радостно распахнула дверь. Но на пороге стоял муж Миры.
– Петер? Ты что здесь делаешь? – воскликнула Мира из глубины кабинета.
Петер сглотнул и вытер потные ладони о джинсы. Сегодня он надел белую рубашку и галстук.
– Я… вам, наверное, покажется глупым, но я прочитал в интернете… ну… сейчас на многих фирмах есть отдел HR. Или human resources – так, кажется. Там… занимаются набором сотрудников, развитием профессиональных компетенций, улучшением условий труда. Я…
Язык у него прилип к гортани. Коллега пыталась удержаться от смеха, но безуспешно; она подала Петеру стакан воды. Мира прошептала:
– Что ты хочешь сказать, любимый?
Петер взял себя в руки.
– Мне кажется, из меня получится неплохой эйчар. Это примерно как собрать команду. Организовать клуб. Я знаю, что у меня нет опыта, нужного для фирмы, но я… у меня есть другой опыт.
Коллега почесала голову:
– Прости, не понимаю. Петер, что ты делаешь ЗДЕСЬ? Ведь именно СЕЙЧАС «Бьорнстад» играет матч!
Петер снова вытер ладони о джинсы. Посмотрел Мире в глаза.
– Я уволился из «Бьорнстад-Хоккея». И пришел искать работу.
Мира, отчаянно моргая, долго смотрела на него. Обхватила себя за плечи, потом осторожно промокнула под глазами.
– Почему ты хочешь работать именно здесь? – прошептала она.
Петер выпрямился.
– Потому что я хочу, чтобы мы стали чем-то большим, чем муж и жена. Я хочу, чтобы мы сделали друг друга лучше.
* * *
Когда тем вечером две команды, красная и зеленая, выехали на лед, чтобы сразиться, на арене и на трибунах не хватало нескольких человек, чье присутствие все привыкли воспринимать как само собой разумеющееся. Но все остальные были здесь – из двух городов, из тысячи разных историй. И все же в ледовом дворце Бьорнстада стояла тишина. Сидячие трибуны были забиты, но никто не переговаривался, не хлопал, не кричал речовки. На одной стоячей трибуне теснились люди в зеленом, а посреди этой толпы застыли люди в черных куртках. Они не скандировали. Словно хотели, но не могли, словно легкие опустели, а голос кончился. И вдруг к потолку взлетела речовка. Их речовка.
