Наблюдательный пост за колонной Натка заняла в 12.45. Чтобы уж наверняка. Вдруг Предоляк за учеными трудами сильно проголодается и прибежит пораньше.
Натка пребывала в полной моральной и физической готовности. В ее открытой летней экосумке из плотного хлопка уже лежал загодя купленный пакетик картошки фри – самая маленькая порция. К тому моменту, когда широко известный в узких научных кругах доктор физико-математических наук Василий Предоляк, бодро шлепая ресловутыми тапками, занял место в хвосте короткой очереди к кассе популярного ресторана быстрого питания, Наткина картошка остыла, обмякла и скукожилась, приобретя прискорбно неаппетитный вид. Но так и было задумано!
Дождавшись, пока Василий с полным подносом отчалит от кассы в направлении свободного столика, Натка вынула из сумки свою неприглядную картошку и решительно пошла на сближение.
– Ой! Вася, это ты?!
Доктор Вася, застигнутый в момент сладострастного поедания аппетитной куриной ножки, поперхнулся, обернулся на голос и близоруко прищурился:
– Добрый день?
– Васенька, ты что же, меня не узнал?! – огорченно всплеснула руками Натка.
Вообще-то узнать ее было непросто.
Обычно яркая, броская, модно одетая Наталья Прекрасная сегодня выглядела нетипично.
Минимум косметики – светлая пудра, никаких румян, легкие голубые тени не над глазами, а под ними, – простая и строгая коса, обувь без каблука, цветастый сарафанчик без излишеств, но четко по фигуре…
Из дорогого американского хлопка сарафанчик, между прочим, но кто (как Предоляк) не понимает, решит, что из дешевого ситчика.
Босоножки на веревочной подошве, холщовая сумка, жалкий пакетик картошечки в бледной ручке без яркого маникюра…
Натка обоснованно надеялась, что выглядит благородной дамой в стесненных жизненных обстоятельствах.
Судя по лицу Предоляка, он так и подумал.
– Наташа? Ты тут откуда? Ты же такое не ешь, – забормотал он, оглядывая бывшую подругу.
– Раньше не ела, – печально улыбнувшись, согласилась Натка, присаживаясь за столик рядом со старым знакомым.
Сумку-торбу она нервно помяла и пристроила на стул поближе к Предоляку – это была важная часть общего плана.
– А что? А где? Ты как? – Гениальный ученый никогда не был силен в светских беседах.
– Живу, – тепло улыбнулась ему милая кроткая Натка. – Ращу сына. Одна, его папа даже не знает… А Сеньке почти семь, он у нас отличный парень, очень умный…
Тут было бы очень уместно с намеком добавить что-нибудь вроде «обожает точные науки, особенно математику и физику, отличник и призер олимпиад», но в детском саду, из которого Сенька только что выпустился, физику с математикой, к сожалению, не преподавали и олимпиады не проводили.
– А что ж ты… Угощайся!
С отвращением взглянув на Наткину сиротскую картошечку, Предоляк поспешно подвинул к собеседнице свой поднос.
– Можно? Спасибо. Ты такой добрый…
Натка деликатно взяла и надкусила горячую куриную ножку.
Ножка была вкусная.
Крайне тщательно – с видом человека, который редко ест мясо и ценит каждую такую возможность, – пережевывая сочную курятину, Натка между делом рассказала Василию о своей нелегкой жизни.
Она не замужем. Трудится верстальщицей в издательстве, платят там мало, конечно, зато работа культурная, а для нее это очень важно. Опять же всегда доступны свежие газеты, журналы, книжки – сама читает, ребенку приносит, мальчику нужна и духовная пища, не только каша и простокваша…
Кажется, у Предоляка пропал аппетит.
Испачканные жирным губы скривились, брови выгнулись домиком, глаза подозрительно заблестели. Заметив, что он готов прослезиться, Натка снова непринужденно помяла свою торбу – выглядело это так, словно она сильно смущена и решительно не знает, куда девать руки.
О нет, она прекрасно знала!
В торбе лежал букет ромашек, купленный у торговки в подземном переходе с конкретной коварной целью.
На полевую ромашку у Предоляка была аллергия.
– Ну а ты как, Вася? Женат, наверное, и детки тоже есть?
– А-а-а… Апчхи!
Василий громко чихнул, извинился, схватил бумажную салфетку, опять чихнул, скомкал первую салфетку и взял вторую, трубно высморкался, посмотрел виновато, открыл рот, чтобы ответить, но ничего не сказал, потому что снова чихнул.
– Будь здоров! – от души пожелала страдальцу Натка, глядя на него со всем возможным сочувствием.
Она даже проявила посильную заботу о хвором Васе – сама отнесла к мусорному ящику поднос с остатками трапезы. Заодно и ромашковый веник там выбросила, он уже сделал свое дело.
Разумеется, скомканные и влажные бумажные салфетки, в которые сморкался расклеившийся аллергик Предоляк, отправились не в мусорный бак, а в полезную экосумку – в специальный медицинский контейнер, загодя купленный Наткой в аптеке.
– И все-таки это была гениальная идея, – похвалила она сама себя, тепло попрощавшись с Василием.
Тот долго жал ей руку, грустно заглядывал в глаза, спросил зачем-то телефонный номер и наконец убрел восвояси, печально чихая на каждом шагу.
– Ну вот, один есть, – хищно улыбнулась Натка, погладив медицинский контейнер в сумке.
Ночью неправильной бабке стало плохо.
Говоров проснулся от стука в стену и успел еще спросонья обругать соседей – хозяйка квартиры слева сдавала ее посуточно, так что стуки, скрипы и стоны из-за стены доносились постоянно.
Пока до Никиты доходило, где он сейчас находится, он зачем-то постучал в ответ, как будто ожидая, что неправильная бабка сообщит ему еще что-то морзянкой – словами она за день выдала такую гору информации, что к вечеру Говоров почувствовал себя заживо погребенным под грузом семейной истории.
Ответного стука не последовало. Никита посмотрел на дисплей мобильника – было начало первого – и еще немного полежал, соображая, уместно ли будет среди ночи ввалиться в старухину спальню с включенным фонариком и вопросительно выгнутыми бровями. Потом, откровенно сомневаясь в том, что – да, уместно, все-таки встал и пошел посмотреть, как там бабка.
Она уже не стучала, лежала навытяжку и тяжело, с хрипами, дышала. Говоров позвал ее, окликая и по имени-отчеству, и, как в детстве, бабусей, никакого отзыва не дождался, плюнул на реверансы и позвонил сначала соседке Вере, а потом в «Скорую». Наверное, надо было наоборот, но он напрочь забыл номер «Скорой», а Вера все аварийные номера знала наизусть. Она сразу же пришла – в тугих лосинах, свежей блузе с рюшами и панаме поверх бигуди, деловито пощупала бабкины руки, шею, веко, сказала Говорову:
– Вы, Никита Андреевич, только не паникуйте раньше времени! – И Говоров понял, что паниковать как раз пора, у бабки все плохо.
