Ее прекрасные глаза густого, темно-синего оттенка заволокло слезами, и Арина медленно, осторожно прикоснулась кончиками пальцев к его щекам, наклонилась и поцеловала в губы горьким и нежным последним поцелуем.
И в этот момент Артем понял, что потерял все – потерял ее, ее доверие, открытость, близость и духовную щедрость, ее любовь и Матвея.
И, ощутив на губах соленый вкус ее слез, вдруг почувствовал боль в сердце.
Арина прервала поцелуй, отстранилась, вглядываясь в его глаза, отпустила его лицо и поднялась с его колен.
– Подожди, – ухватил ее за руку Артем. – Ну что ты? Не решай все вот так, в один момент, поддавшись эмоциям и женской обиде. Не усложняй все. Ведь нет ничего трагичного и непоправимого, Арина. Ты на самом деле мне очень дорога и важна. А Матвею нужен отец, ты же сама мне говорила, что понимаешь это. Я буду хорошим отцом для него.
– Да, – согласилась Арина и наклонилась к нему, – ты будешь прекрасным отцом Матвею и ужасным мужем для его матери. Я буду годами ждать-ждать-ждать, не теряя надежды, что ты меня когда-нибудь все-таки полюбишь и станешь близким душой, а ты возненавидишь меня за это ожидание, за мои всегда печальные глаза, смотрящие на тебя с надеждой и укором, за жертву нелюбви, которой я стану, и будешь оставаться таким же отстраненным и недоступным. И моя жизнь превратится в ад. И я уйду от тебя, так и не дождавшись твоей любви. И тогда в ад превратится и жизнь моего ребенка. – Она наклонилась к нему еще ближе и прошептала: – Моему сыну не нужен отец, который не любит его мать.
И вдруг притянула голову Артема к себе, зажмурилась, вдохнула его запах, поцеловала в висок, отстранилась и, улыбнувшись сквозь слезы, пообещала:
– Ты встретишь женщину, которую полюбишь, Красногорский, обязательно, и родишь своих детей, которых будешь любить беззаветно. Ты не грусти.
Коротко поцеловала в губы, погладила каким-то успокаивающим жестом по плечу и ушла, оставив Артема.
Он уехал традиционно рано, один, не дождавшись Арины. Впрочем, Красногорский и не надеялся, что она выйдет хотя бы проводить его – она все сказала и попрощалась с ним, ей казалось, что навсегда, он искренне считал, что ненадолго.
И всю дорогу до Москвы Артем прокручивал и прокручивал в голове, кадр за кадром, картинку за картинкой эти два дня – ту их первую, невероятную ночь после аквапарка, их страсть, восторг, смех, ее признание в любви, его признание в отцовской любви к Матвею, самые потрясающие моменты их близости, при воспоминании о которых по телу прокатывала горячая волна. И вторую великолепную ночь, закончившуюся катастрофой.
Артем дословно запомнил все, что Арина сказала ему, и в памяти все повторялись и повторялись произнесенные ею слова. Он до сих пор ощущал ее запах, шелковистость кожи под его пальцами, нагретую от солнца щеку, ее немного щекочущие волосы на его голом торсе, на плече и шее. Он слышал ее интонации, видел жесты, мимику, эмоции и чувства, с которыми она произносила слова.
Он сделал ошибку! Это факт. Не надо было начинать этот разговор так рано. Надо было подождать, подольше насладиться близостью, дать Арине время привыкнуть к этому их фантастическому сексу, дать ей свыкнуться с его постоянным присутствием в их с Матвеем жизни, привыкнуть к нему, как к чему-то необходимому и постоянному, тогда и делать предложение.
Но он поспешил, поддавшись эмоциям, разомлев от великолепного, небывалого удовольствия, и поторопился застолбить их отношения, дать им официальную основу.
Ну ничего. Да, просчитался, но это поправимо.
Она успокоится, обдумает их разговор, и они встретятся в следующий раз и до чего-нибудь договорятся, например, оставить пока все как есть, а там… Он уговорит ее не принимать резких решений и не разрушать того, что у них уже сложилось. Ведь сложилось, и здорово.
Ничего. Они встретятся, поговорят спокойно. Ничего. Она обязательно поймет, что он прав и что им надо жить вместе.
Красногорский умел отступать, когда это требовалось для лучшего решения какой-нибудь задачи. За годы в бизнесе он давно научился быть и стратегом, и очень целеустремленным, упертым, умевшим дожать оппонента до конца, когда чувствовал, что именно такая тактика необходима.
Сейчас он не думал ни о стратегии, ни о тактике. Он думал, что будет повторять и повторять свое предложение и сделает все, чтобы Арина его приняла. А вот как повторять – вот тут уже и начинаются те самые стратегия и тактика.
Арина слышала, как уехал Артем, как выходила на веранду проводить его Лидия Архиповна, как вернулась после его отъезда в дом, заперла двери и пошла в свою комнату.
Она лежала и смотрела в потолок, жестким волевым усилием запретив себя плакать.
Плакать нельзя, стоит начать – и она утонет в этих слезах, и все домочадцы увидят ее распухшее лицо и… она не сможет ничего им объяснить, потому что вряд ли даже говорить сможет. Да и…
Плакать нельзя.
Она лежала и смотрела в потолок, слушая, как, ненадолго потревоженная отъездом Артема, тишина снова воцарилась в доме, как спустя какое-то время начал просыпаться поселок – у соседей проскрипели петли на воротах, залаяла собака, где-то вдалеке проурчал мотор автомобиля.
Хлопнула дверь комнаты Матвея, и Арина, не меняя позы, все так же лежа на спине, закрыла глаза.
– Мамочка, – прошептал Матюша, пробираясь к ней в комнату, шустренько залезая на кровать и пристраиваясь рядом. – Мамуся, ты спишь?
– Я сплю, Матюшенька, – не открывая глаз, ответила Арина и попросила: – Я еще посплю, ладно? Ты мне не мешай.
– Не буду, – пообещал сынок, чмокнул ее в щеку горячими, чуть влажными губками, шустренько слез с кровати и, выскочив из ее комнаты, закричал на весь коридор: – Бабуля, мама еще спит, ее не надо будить!
Арина даже улыбнуться не смогла такой громкой заботе сынка, открыла глаза и снова уставилась на потолок.
Она была не в состоянии сейчас думать, размышлять и осмысливать, какая и почему произошла там, на веранде, катастрофа. И почему так получилось, что из самого сверкающего, счастливого утра в ее жизни оно в один момент превратилось в самое ужасное.
Она лежала и смотрела в потолок.
Заглянула бабушка, и Арина снова закрыла глаза, притворяясь спящей. А как только Анна Григорьевна тихонько ушла, открыла их и подумала, что вставать надо. Надо встать и куда-то уехать отсюда, чтобы не видели ее боль и тоску, тем более Матвей. Она сама как-нибудь переболеет и справится, а там…
Чувствуя ужасную тяжесть и тянущую боль во всех мышцах, постанывая, в несколько этапов Арина поднялась с кровати, кое-как оделась и пошла на кухню.
– Аришенька, детка! – охнула Лидия Архиповна, увидев ее. – Что с тобой случилось? Ты выглядишь просто ужасно!
– Плохо себя чувствую, – проскрипела надтреснутым голосом Арина.
Анна Григорьевна, зашедшая в кухню со двора в этот момент, сразу же подошла к внучке и приложила руку ко лбу.
