— Банкетный зал, музыка… Вот размечталась-то!
— Естественно, такую свадьбу мы никогда не смогли бы себе позволить… Но твое желание мне понятно.
— Правда?
— Конечно. В твоей мечте нет ничего дурного. Но что поделать — мы живем в реальном мире.
Она скинула с плеча его руку.
— Позвони маме, — предложил Артур. — Вдруг она поможет?
— Не нужна мне ее помощь.
— Я бы позвонил своей, но…
— …У нее все равно нет таких денег, — вздохнула Франсин. — Знаю.
Его отец умер несколько лет назад, пока Артур еще учился в университете. С тех пор мать жила в Шароне одна, зарабатывая на хлеб конторской работой в городской казне. Боль утраты уже притупилась, но Артур попытался войти в положение Франсин: та потеряла отца меньше года назад. Понять ее чувства оказалось не так-то просто. Все-таки ситуации у них разные, нечего и сравнивать. Миссис Кляйн осталась весьма обеспеченной вдовой — учебник по матанализу по-прежнему неплохо продавался, — а следовательно, ей куда проще выносить одиночество.
— Это единственное, что восхищает меня в матери, — сказал он. — Она способна сама себя прокормить. Не каждая вдова может этим похвастаться. Но у малоимущих просто нет другого выхода, их никто не спрашивает…
— Она — пример для всех нас.
— Мне кажется или я слышу в твоих словах сарказм?
— Ну, если читать между строк, то моя мать не в состоянии себя прокормить. А стало быть, и восхищения она не достойна.
— Порой я забываю, что выбрал в жены мозгоправа. Слушай. Не всегда между строк что-то есть. Порой нужно читать только… сами строки. Знаешь, я видел твои заметки… «Возможное направление научной деятельности: герменевтика подозрений?» Иногда мне кажется, что мы бы ладили куда лучше, если бы ты воспринимала меня более поверхностно. Ты слишком глубоко копаешь, слишком критична…
— Я не «мозгоправ». Но я понимаю, куда ты клонишь. Твоя мать — которая, между прочим, не одобряет твой выбор…
— Что? Одобряет! Еще как!
— Ты бы слышал, каким унылым тоном она меня поздравляла, Артур. И то я ей сама позвонила. Практически напросилась на поздравления.
— Она ничего не имеет против тебя. Просто ей непонятно, зачем мы женимся, зачем вообще люди женятся. Им с отцом непросто жилось. Вот она и думает, что все остальные будут так же несчастливы в браке.
— Точнее, она хочет, чтобы все были несчастливы.
— Франсин.
— Говорю тебе, я ей не нравлюсь.
— Ей вообще никто не нравится, — сказал Артур.
— Включая тебя!
— Включая меня.
Они переглянулись и захохотали.
— Бред, — сказал он.
— Не то слово!
— Позвони своей маме. Посмотрим, что она скажет.
— Ладно. — Франсин покачала головой. — Позвоню.
Мама Франсин согласилась оплатить всю свадьбу. Целиком. Конечно-конечно, без проблем — только при одном условии. Свадьбу надо сыграть в Дейтоне. Франсин сказала, что подумает.
— О чем тут думать? — вопрошал Артур, расхаживая туда-сюда по комнате и массируя виски. — Она предлагает взять на себя все расходы!
— Да, но я не хочу возвращаться в Дейтон. Это должен быть наш день, а она хочет устроить праздник для себя. Поверь мне, она не умеет быть бескорыстной.
— Франсин…
— Вот увидишь. Она присвоит себе наш праздник. Сама все спланирует и организует. Соберет там половину Дейтона.
— Какая разница, кто придет? И какая разница, где будет свадьба? Она же берет на себя все расходы!
— Но это наш день!
— Неужели? После свадьбы все дни будут наши, да. А этот… этот не про нас. Он про то, как не дать твоей семье переубивать мою семью и нас самих. И наоборот. Так пусть этим займется твоя мать, раз ей так хочется!
Почему-то раньше Франсин не задумывалась о преимуществах делегирования. Она совершенно закопалась в кандидатской по этической теории Мерло-Понти, и времени на организацию свадьбы — тем более в такие короткие сроки — у нее действительно не было. Помолвка состоялась, и теперь дело шло к заветному дню бракосочетания. Франсин считала, что действовать нужно без отлагательств: если сейчас сбавить темпы, Артур будет тянуть волынку вечно. Но все же она не переставала лелеять надежду на красивую церемонию, непринужденный банкет и последующее безболезненное бегство в жизнь, которая — наконец-то — будет принадлежать только ей.
Она взглянула на Артура. Его лоб и виски блестели от пота.
Порой ей казалось, что в нем живет два человека. Один озлобленный и мелочный — настолько, что скрыть эту озлобленность и мелочность было невозможно: они проступали у него на лбу в виде обильного и вонючего пота. А второй человек — добрый, щедрый и заботливый. Именно он уехал в Африку помогать людям. Именно он во время их недавнего возвращения из Сан-Франциско тайком заглянул к стюардессам и попросил сообщить ему — посредством кодовой фразы, — когда самолет будет пролетать над Огайо. Через некоторое время стюардесса действительно подошла и спросила Артура, не проголодался ли он (Франсин это показалось странным, ведь еду еще даже не начали развозить). В ответ Артур подмигнул, кивнул многозначительно, расстегнул ремень безопасности и прямо в проходе опустился перед Франсин на одно колено, чтобы сделать любимой предложение в тысяче футов над ее родиной — отдав этим красивым жестом косвенную дань уважения истокам, не вынуждая ее к ним возвращаться. То, что самолет при этом двигался над Огайо в сторону Бостона, тоже было своеобразным кивком ее прошлому и решительным указанием в будущее. «Я знаю, кто ты, — как бы говорил Артур. — И знаю, кем ты хочешь быть». Франсин согласилась практически сразу.
И где теперь этот человек?
Желая получить второе мнение, она позвонила сестре.
Бекс сказала:
— Нашей маме доверять нельзя.
— Я тоже так думаю.
— С другой стороны, — добавила Бекс, — если у тебя связаны руки, то ничего не поделаешь.
Миссис Кляйн пришла в неописуемый восторг, когда ее попросили организовать свадьбу. Она пригласила двоюродную, троюродную и четвероюродную сестру, а также целую орду теток из всевозможных обществ, в которых она состояла. Дабы вместить такое количество гостей, миссис Кляйн арендовала гостиницу «Мариотт» в центре Дейтона, которая делила парковку с штаб-квартирой Национальной компании по производству контрольно-кассовых машин и итальянским рестораном. Она заказала викторианские приглашения в двух цветах: пепельно-розовом и бирюзовом. Именно эти цвета нравились Франсин меньше всего, но сообразить, что это — акт агрессии со стороны матери или проявление ее дурного вкуса, — она не смогла.
— А еще мне пришла в голову забавная идея, — однажды сказала та по телефону. — Почему бы вам с Артуром не сесть за разные столы?
