— И дом принадлежит тебе?
— Да. Вроде того. Скоро он будет мой.
— Когда?
— После отъезда детей.
— Как так?
— Не забивай себе этим голову. Я все устрою. Обещаю.
— Даже не знаю.
— Подумай, сколько ты сэкономишь! Я знаю, как университет относится к своим сотрудникам. Переезжай ко мне — и тебе не придется платить за жилье ни гроша.
— Даже если я соглашусь, то не ради денег.
— Ну я же говорю: это бонус. Экономия — просто приятный бонус. Подумай об этом.
— Подумаю.
— Вот и славно. А теперь ешь семгу. Я же специально для тебя готовил.
На следующий день Артур впервые за много недель вернулся домой.
Его по-прежнему удивляло, что с 1996 года по 2013-й, год смерти Франсин, и потом еще несколько месяцев урывками, он жил здесь, здесь, в этом элегантном, самоуправляемом анклаве ученых, эстетов, переселенцев с Восточного побережья и людей, так или иначе связанных с университетом. На протяжении семнадцати лет его ноги ступали по мягким восточным коврам, а на ужин он лакомился кок-о-веном
и запеченным картофелем фри марки «Ор-айда» (Франсин долго противилась этому сомнительному сочетанию, но в конечном итоге Артур победил). Семнадцать лет подряд он подолгу грелся в душе и ни разу не воспользовался одним полотенцем дважды (в крайнем случае он сперва прокручивал его в сушилке). О, комфорт! Лишь теперь, живя скромно и экономно — в соответствии со своими принципами, — Артур понял, насколько огромна была роль Франсин в создании этого комфорта. Два десятилетия подряд он пытался угодить и нашим, и вашим: ругал на чем свет стоит культуру потребления, но при этом с удовольствием пользовался материальными благами, которыми Франсин обеспечивала дом и семью. Без нее он бы не жил такой жизнью, не занимал бы этого дома.
Артур выключил двигатель и вышел на лужайку. Птичьи песни оглашали Шуто-Плейс. Он закрыл за собой дверь и зашагал по дорожке: ноги заново знакомились с особенностями ее топографии, с трещинками, колдобинками и прочими недоработками строителей. Артур замер над одуванчиками, вылезшими из трещины в плитке. Наклонился поближе. Зазубренные зеленые листья смотрели в небо, два желтых цветка чуть покачивались от его дыхания. Вполне простительно, попав в эдакую благословенную тишь, забыть на время об исторической подоплеке и социальном неравенстве и посвятить себя целиком разглядыванию сокровенных трещинок, пузырей и разрывов в родном асфальте.
Артур схватил сорняк, выдрал его с корнем и бросил в сторону.
Затем встал, потянулся и окинул взглядом свой дворик. Нахмурившись, взял в гараже совок, подобрал с лужайки отвердевший помет соседского гибридного пуделя и решительно швырнул его на соседский участок.
Кухня будто совсем не изменилась с тех пор, как он был здесь в последний раз: такая же чистая, почти стерильная. В морозильнике до сих пор хранился запас запеканок и кугеля для шивы
(это блюдо, по мнению Артура, следовало предать вечной мерзлоте). На дверце холодильника по-прежнему висели вырезки из газет и детский рисунок Итана. Пересмотренная и дополненная пирамида здорового питания от Министерства сельского хозяйства США. И графическая схема, которую нашла и повесила сюда Франсин:
Лишь гнилые манго и груши в проволочной корзинке да вьющийся над ними мушиный рой говорили о том, что в доме никто не живет.
Артур пропылесосил гостиную. Опустошил мышеловки — выкинул трупики в кусты на заднем дворе. Побрызгал нашатырем с лимонной отдушкой на все окна и бережно их вытер (начал с кухни и постепенно обошел весь дом). От ковролина в подвале еще попахивало дымом после пожара, но это даже могло сыграть Артуру на руку: обонятельные луковицы находятся рядом с участками мозга, отвечающими за память и эмоции. Приводя в порядок комнаты Итана и Мэгги, он случайно дотронулся до лица перепачканными дезинфицирующим средством пальцами — из глаз, затуманивая зрение, хлынули химические слезы.
Он собрался с мыслями. Успех грядущего визита детей можно было изобразить в виде такой формулы:
(Ж + Н)(1/2Р) + С = Д,
где Ж — жалость, Н — ностальгия, Р — раскаяние, С — совесть, а Д — деньги или долг (по кредиту).
Артур решил начать с Н: сперва прочесал весь дом в поисках мягких игрушек, любимых пледов, детских книжек с картинками и прочих «триггеров», а затем раскидал их по комнатам, как противопехотные мины. В качестве финального штриха Артур собрал все письма из банка: первое уведомление о задолженности положил на кухонную стойку, второе — на стеллаж-перегородку между столовой и прихожей, а третье — на столик у лестницы. Таким образом, если дети войдут в дом с черного хода (как это принято у Альтеров), то путь к комнатам на втором этаже многое им расскажет.
Утром он вновь занялся домом: сразу после завтрака залез на кровать Мэгги и дернул свисавший с потолка шнур. Открылся прямоугольный люк. Артур дернул посильней: из люка неохотно спустилась красная наклонная лесенка и с тихим пффт коснулась белого мохнатого ковра на полу.
Чердак в доме Альтеров представлял из себя черную дыру, куда засасывало разные семейные разности. Подниматься и спускаться по складной лесенке было хлопотно, и никому не приходило в голову что-либо оттуда доставать (хотя Артур даже провел на чердак свет, включавшийся автоматически при полном выдвижении лесенки). Просунув голову в люк, он увидел горы хлама, который его семья собирала годами: справочники, компакт-диски, стереосистемы, теннисные мячики в пластиковых коробках. Три поколения интернет-роутеров. У маленького треугольного окошка валялись, соблазнительно поблескивая раскрытыми страницами, фотоальбомы в кожаных переплетах, а рядом — корзина с маской фараона из папье-маше и старыми носками. Герметично запакованный в пластик и завернутый в полотенце труп некогда любимого хомячка, ожидающий погребения возле томика «Мифов Древней Греции» Ингри и Эдгара Д’Олер. Слева от себя Артур приметил кучку пластиковых динозавров, разобранный на части телескоп, стопки максуэлл-хаусовской Аггады
, пальчиковые куклы, изображающие десять казней египетских, пакетик со стеклянными шариками и лишние экземпляры канонических настольных игр: «Монополия», «Риск», «Игра в жизнь». И пыль — пыль всюду. Она захватывала и оккупировала все содержимое чердака.
В дальнем углу Артур наконец обнаружил искомое. Картонную коробку с надписью «Воспоминания» — теперь уж и не вспомнить, как делали эту надпись, с иронией или всерьез. Он поднял истлевшие клапаны крышки. Внутри, как он и надеялся, лежал диапроектор.
Артур уселся перед коробкой и начал методично доставать из карусельки 35-миллиметровые слайды — поднимая каждый и щурясь, чтобы разглядеть изображение. На свету картинки на черной пленке становились четче, наполнялись цветом, лица и пейзажи проступали из темноты. Большую часть слайдов он возвращал обратно, но некоторые складывал в обувную коробку. Добравшись наконец до начала карусельки, он спустился с чердака и поднял лестницу: там сразу потемнело.
