Итану не терпелось выпуститься и уехать в Нью-Йорк. Сегодня он притащился в ботанический сад на гала-концерт для выпускников — неизвестно с чего решив, что в последнюю неделю учебы родственная душа вдруг найдется, выйдет из укрытия и скажет: «Наконец-то ты пришел!» Но, нарезая круги по саду, он ощущал лишь стыд и растерянность. Как все эти люди — гораздо менее привлекательные, менее умные и менее талантливые, чем он, — умудрились за считаные годы создать столь крепкие духовные связи? Вокруг были сплошные парочки и компании. Первый автобус до кампуса приезжал только через час, а билетики, по которым можно было получить напиток, у Итана закончились.
Он свернул за угол. На скамейке возле зеркального пруда, скрючившись и уронив голову на колени, сидел молодой человек: то ли спал, то ли плохо себя чувствовал. Вдруг он поднял голову и посмотрел на лиловый стеклянный пузырь с острой верхушкой, похожий на слезу, паривший над поверхностью воды.
Итан обомлел. Он не видел Чарли так близко уже года два. После «Райтона» тот снял квартиру где-то в городе. Замечая его на территории кампуса, Итан прятался за угол (совсем как при встрече с Артуром): да, он боялся за свою жизнь, но куда сильнее был страх перед очередным болезненным опытом. Что мешало Чарли вновь поманить Итана и исчезнуть? Ничего. И уж точно ему не помешал бы сам Итан, который больше всего на свете хотел, чтобы его опять поманили. Впрочем, сегодня вид у Чарли был вполне безобидный: волосы уложены муссом, белая рубашка заправлена в чиносы. Итан аккуратно приблизился.
— О, дружище! — заплетающимся языком произнес Чарли, показывая пальцем на Итана. — Вот идет мой друг!
Итан сел рядом. Он изо всех сил пытался разбудить в себе гнев и обиду на человека, который его бросил, но несчастный вид Чарли, его надутые зеленоватые щеки не вызывали ничего, кроме сочувствия.
— Все нормально? — спросил он голосом своей матери. — Может, принести чего?
— Я тебя знаю, друг.
— Ага. И я тебя знаю.
— Нет, ты не понял. Я тебя знаю. — Он рыгнул себе в локоть.
— Точно ничего не принести? Водички, может?
Чарли помотал головой.
— Ну ок. Я тогда просто тут посижу.
К пруду подошли несколько отбившихся от стада выпускников. По пурпурному воздуху поплыл едва различимый смех. За спиной Итана из воды поднимались три высокие каменные колонны с бронзовыми ангелами, дующими в рожки.
— Все кончено, — вдруг сказал Чарли. — Всему конец.
— Учебе?
— Учебе?.. А, в жопу учебу!
Его глаза были полуприкрыты: казалось, их задернули шторами.
Итану захотелось взять Чарли на руки, отнести в закрытую часть сада, уложить на траву и позаботиться о нем. Куда только делся гнев, на который он имел полное право?
— Что будешь делать летом? — как можно равнодушнее спросил Итан.
Чарли помотал головой.
— Снова поедешь в лагерь?
— Не могу.
— Почему?
— Папа не разрешает. Даже если я сам заработаю. Видимо, я теперь слишком взрослый. — Он с подозрительным прищуром уставился на Итана. — Слишком старый.
— Сочувствую.
— Да, да… — закивал Чарли.
Он проглотил слезы. Содрогнулся. Итан уже хотел сказать, что это не повод для слез, но в тот миг, когда последние солнечные лучи покинули небо и в саду вспыхнули фонари — от их яркого света веки Чарли затрепетали, — Итан понял по его лицу, какая это огромная потеря.
— Все будет хорошо, — сказал он. — Ты умный, обязательно найдешь себе что-нибудь.
Страх полностью исчез. Ну разве может этот человек причинить кому-то боль? Тело Итана, как бокал, наполнилось нежностью.
— А ты куда? — выдавил Чарли.
— Никуда. Я здесь, с тобой.
— Да, но ты ведь уедешь. Куда?
— А! — Итан кивнул. — В среду улетаю в Нью-Йорк.
Чарли наклонился к нему и прошептал:
— Только никому не говори…
— Не скажу.
— …Я мечтаю свалить отсюда нахер!
— Ну так свали.
Чарли шмыгнул носом:
— Может, свалю.
— Почему «может»?
— Тебе легко говорить. Перед тобой все двери открыты.
— Перед тобой тоже.
Чарли помотал головой:
— Нет, тут другое. У тебя, Итан… — Он раскрыл ладонь и обвел ею все кругом, тихонько присвистнув. — У тебя есть все. Я знаю, где ты живешь.
Итан выпрямился:
— Не понял?
— Я знаю, где ты живешь, — произнес Чарли беззлобно, скорее — многозначительно.
— Ты обязательно что-нибудь найдешь, — сказал Итан. — Ты можешь делать все, что захочешь!
Чарли потянулся к нему. Итан машинально закрыл глаза и поджал губы. Почувствовал, как пальцы Чарли коснулись его уха, скользнули вниз и замерли на мочке. Он зажал ее между большим и указательным пальцем и потер, как монетку, — на удачу.
6
Казнят священника, раввина и инженера. Священник первым подходит к гильотине, встает на колени и сует голову в дырку. Палач дергает за веревку, но ничего не происходит: лезвие застряло. «Чудо! Божественное вмешательство!» — восклицает священник, и его отпускают. Ладно, теперь черед раввина. Он встает на колени, палач дергает веревку. Лезвие начинает падать, но на полпути застревает. «Барух Хашем! — говорит раввин. — Я спасен!» Наконец к гильотине подходит инженер. Он окидывает ее взглядом, сует голову в дырку, а когда палач уже собирается дернуть веревку, кричит: «Стойте! Я понял, где неисправность!..»
Стрекот сверчков. Или, скорее, шорох бумаги, сплоченный гул пятидесяти ноутбуков и едва различимый писк популярной песни в чьих-то болтающихся на груди наушниках. А в остальном — полная тишина.
— Понимаете? Он сам себя погубил! Инженер мыслит рационально, мыслит технически — и поэтому губит себя. В этом соль анекдота.
За спиной Артура вспыхнул последний слайд презентации: мультяшный кот, сунувший голову в гильотину.
Тот факт, что на протяжении пяти лет он читал эту лекцию строго определенным образом, а сегодня решил попробовать что-то новенькое — рассказать студентам анекдот про гильотину — и не получил никакого положительного отклика, лишь укрепил Артура во мнении: лекции нельзя улучшать вечно. Это вам не стихи и не картины, которые при желании можно совершенствовать до бесконечности. Совершенство лекции имеет пределы. Безусловно, это уже большое дело — отточить свое лекторское мастерство, научиться привлекать и удерживать внимание аудитории, вовремя менять слайды. На это уходят годы тонкой настройки. Но если уж ты нащупал свое, оно от тебя никуда не убежит, зато дальнейшие попытки совершенствования могут привести к нежелательным результатам.