Мы с Дэвидом так загипнотизированы этим зрелищем, что даже не замечаем, как Кили уплывает в другое место. Вдруг мы слышим из-под воды ее глухой голос: «У меня еще один! Он охотится!»
Дэвид остается со своим осьминогом, а я плыву к Кили на несколько метров вперед. И снова я не могу разглядеть животное с первого взгляда. В конце концов моему мозгу удается обработать поток зрительной информации, и осьминог материализуется перед моими глазами. Этот намного меньше, чем у Дэвида, всего пятнадцать сантиметров, хотя он и вытянулся во весь рост. Его коричневое в белую крапинку тело покрыто зубцеобразными папиллами — вокруг глаз они настолько высокие, что напоминают хохолок у птиц. Если бы мне показали только верхнюю часть его головы и спросили, что это за животное, я бы уверенно сказала, это малая ушастая сова.
Но эта иллюзия длится недолго. Прямо у нас на глазах осьминог превращается в шелковый шарф, в бьющееся сердце, в скользящую улитку, в покрытый водорослями камень — и исчезает в расщелине, как вода в сливном отверстии.
Я поднимаю голову из воды и кричу Дэвиду:
— Наш осьминог охотится!
— Мой тоже! — отвечает он.
Теперь мы с Кили присоединяемся к Дэвиду, чтобы понаблюдать за его осьминогом. Тот ползет по песчаному дну на загнутых руках. Вот он поворачивает налево и расправляет щупальца, как цветок. Они очень длинные — размах больше метра, — но мы замечаем последствия какого-то драматичного события в его жизни: три его левые руки укорочены почти наполовину. Вероятно, как и Карма, этот осьминог вырвался из зубов хищника. Раны зажили, но конечности еще не начали отрастать. Меня охватывает восхищение этим животными, но в то же время находится место и для сочувствия. Несомненно, этот смелый осьминог помнит, как недавно находился в объятиях смерти, но не прячется от нас. Он ползет по дну, позволяя нам следовать за собой в нескольких метрах, и, кажется, испытывает к нам ничуть не меньший интерес, чем мы к нему. Как и мы, он хочет знать: кто мы такие? Его пытливый ум берет верх над осторожностью: осьминог вдруг останавливается, поворачивается и протягивает неповрежденную третью правую руку к моей руке, чтобы ощупать неопреновую перчатку.
Я замечаю, что присоски на этой руке идут до самого кончика. Значит, это самка — бесстрашная одноногая пиратка и отважная искательница приключений, совсем как Кали.
Мы, как маленькая смешанная стая, следуем за своим главарем по морскому дну. Краем глаза она за нами наблюдает. Внезапно на ее руках появляются три ряда длинных светлых полос, а фоновый цвет ее кожи меняется с красного на темно-коричневый. Потом она вдруг вся вспыхивает белым — Дженнифер наблюдала такое поведение у осьминогов, когда те хотели вспугнуть затаившуюся добычу. Но поблизости нет ни крабов, ни рыб. Этот маскарад предназначен для нас. Возможно, она проводит личностный тест, аналог нашего теста с карандашом, чтобы посмотреть, как мы поведем себя в этой ситуации. Но мы ничего не делаем и продолжаем наблюдать. Я надеюсь, что наша реакция ее не разочаровала.
После первого теста следует второй: она разглаживает кожу, окрашивается в желто-коричневый цвет — и резко бросается в сторону. Мы кидаемся вслед за ней. Через несколько метров она садится на дно, меняет окрас на шоколадный, снова покрывается высокими папиллами и, как ни в чем не бывало, продолжает ползти дальше. Мне кажется, что она проводит нам экскурсию по окрестностям, как тот осьминог, о котором рассказывал Кит и Мэтью в своем Октополисе, — эдакий странный, психоделический тур, во время которого наш проводник все время меняет цвета и формы. В какой-то момент она даже создает два новых глаза: по бокам ее мантии вдруг появляются два синих кольца диаметром больше шести сантиметров. Это так называемые «глазки», цель которых — отвлечь внимание хищника от настоящих глаз, подать сигнал, что его заметили, а также создать видимость того, что животное гораздо крупнее, чем есть на самом деле. Возможно, у этой маскировки есть и другие предназначения. Затем пиратка позирует перед подводной камерой Дэвида: она залезает на обломки кораллов и шарит руками в расщелинах в поисках добычи, как человек, ищущий в кармане ключи.
Время перестало для нас существовать. Никто из нас троих не смог бы сказать, сколько времени мы провели в компании осьминога в этой теплой, как парное молоко, воде — пять минут или час. Потом мы узнали, что наша встреча длилась почти полчаса. В конце концов Дэвид предлагает нам завершить наблюдение, чтобы своим присутствием не мешать животному охотиться.
После этой встречи осьминоги словно распахнули перед нами двери в свой таинственный мир. В следующие два дня мы увидели на том же участке еще трех осьминогов. В общей сложности на пяти участках наша команда насчитала восемнадцать особей, собрала 244 раковины и панциря и 106 различных останков животных рядом с осьминожьими логовами, а также идентифицировала 41 вид животных, которые входят в рацион местных осьминогов. Наше исследование обеспечило достаточно данных для того, чтобы Дженнифер, Дэвид и Татьяна благополучно засели за них на несколько месяцев.
Но для меня главным подарком этой экспедиции стала наша совместная прогулка с дерзкой пираткой с откушенными руками. Дэвид полностью согласен с тем, что нам несказанно повезло. «Это был лучший контакт с осьминогом за всю мою жизнь», — торжественно заявил он. Согласитесь, эти слова много значат из уст человека, который вот уже девятнадцать лет изучает осьминогов в дикой природе и неволе.
Итак, моя мечта поплавать с диким осьминогом в океане наконец-то сбылась. Но самый драгоценный опыт от общения с этими удивительными животными все еще ждал меня впереди. Им стала для меня одна из последних встреч с Октавией в конце апреля, на закате ее жизни.
* * *
После переселения в бочку Октавия стала очень спокойной. Она не искала яйца. И не пыталась перегрызть сетку. Карма также была в восторге от нового жилища. Поначалу она робела и не хотела вылезать из бочки, так что Биллу пришлось вытягивать ее оттуда за руку. Но оказавшись в просторном аквариуме, она немедленно принялась его изучать. Она стала багровой от возбуждения, а ее щупальца и перепонки трепетали, как знамя на ветру.
Билл принял правильное решение. Хотя неустанная забота о яйцах на протяжении многих месяцев была для Октавии значимым, полным смысла ритуалом, в какой-то момент это перестало приносить ей удовлетворение. Дикий осьминог, заботящийся об оплодотворенных яйцах, или птица, высиживающая яйца в гнезде, вознаграждаются сигналами о том, что их яйца живы и эмбрионы успешно развиваются. Матери-птицы обмениваются со своими птенцами щебетом и писком, когда те еще находятся в яйце; матери-осьминоги видят темные глазки детенышей и чувствуют, как они двигаются внутри яиц. Но у Октавии не было такой обратной связи. Возможно, сам вид яиц побуждал ее заботиться о них подобно тому, как мать-орангутан продолжает заботиться о мертвом детеныше и даже вычесывать его еще много дней после его смерти или как некоторые собаки отказываются покидать тело умершего любимого человека. Возможно, теперь, когда ее яиц больше нет, над Октавией перестала довлеть необходимость исполнять обязанность, которую она все больше считала бессмысленной, и она наконец-то, могла отдохнуть.
