Мы с Китом проплываем два глубоких желоба, идущих параллельно пляжу. Кристально чистая вода дает отличный обзор во всех направлениях. Дно под нами усеяно обломками кораллов — следами разрушения рифов. До 1980-х годов полинезийские рифы были относительно нетронутыми, но в 1980 и 1981 годах случилось нашествие морских звезд — пожирателей кораллов; в 1982 году и еще раз в 1991 году на остров впервые после 1906 года обрушились сильнейшие ураганы и циклоны, которые сломали ветвящиеся кораллы и уничтожили остальные интенсивными потоками сточных ливневых вод. Молодые кораллы уже начали реколонизировать эту область у побережья Муреа, сделав ее ценной живой лабораторией для исследователей, изучающих восстановление рифов. Кроме того, местный подводный ландшафт с его изобилием щелей и укрытий, кажется, специально создан для осьминогов.
Мы опускаемся на глубину 21 метра и направляемся к осьминожьему логову. Держась за твердую руку Кита и освоившись с новым снаряжением, я начинаю наслаждаться свободным парением в лазурной толще воды и разворачивающимся вокруг меня парадом чудес. Кит указывает мне на косяк желтоперых барабулек. Усики этих рыбок снабжены хеморецепторами, благодаря которым они могут ощущать вкус и запах добычи, прячущейся среди кораллов и в песке. Сейчас эти 30-сантиметровые рыбки покрыты неоновыми желтыми полосами на атласно-белом фоне, но, как и осьминоги, они могут менять свой окрас. Из-за этой особенности их средиземноморским родственникам была отведена незавидная роль на пиршествах в Древнем Риме: барабулек убивали прямо на глазах у гостей, и те любовались чудесным изменением их окраса с желтого на пурпурный и затем на бледно-розовый во время агонии. Также вокруг нас снуют рыбы-бабочки размером с чайное блюдце, покрытые вертикальными лимонными и черными полосами. Они плавают парами, которые сохраняют на протяжении всей своей жизни (эти рыбы могут жить до семи лет и дольше). Под нами изумрудно-бирюзовые рыбы-попугаи неспешно общипывают водоросли с кораллов своими «клювами», которые в действительности представляют собой ряды тесно упакованных зубов. Эти рыбы спят в коконах из собственной слизи, которая выделяется изо рта и постепенно обволакивает их тело. Этот слизистый спальный мешок защищает их от паразитов и хищников. Рыбы-попугаи являются последовательными гермафродитами: все они рождаются самками, а потом превращаются в самцов.
Само существование таких животных говорит нам о том, что в этом мире возможно все.
Кит легко находит осьминожье логово. Раковины морского гребешка лежат на том же месте, где их бросил осьминог. Но самого хозяина нет дома. Мы тщательно обследуем окрестности в радиусе 30 метров, но здесь столько щелей и отверстий, в которых осьминог мог бы раствориться, как масло на горячем хлебе, что наше занятие кажется бесполезным. Возможно, осьминог уплыл на охоту, и есть шанс, что, если он неподалеку, мы на него наткнемся.
Мы плаваем неподалеку в компании рыб фантастических форм и расцветок с названиями как у мультяшных персонажей, своими развевающимися плавниками и гламурным блеском напоминающих мне бродвейских примадонн. Кит жестом указывает вдаль и отплывает сделать фотографии. Осторожно, чтобы не перевернуться, я поднимаю голову и вижу своего напарника в окружении восьми спокойных черноперых рифовых акул 120 сантиметров в длину. Освещенные солнечными лучами, пробивающимися сквозь толщу воды, эти грациозные морские создания окружены ореолом света, словно нимбом.
Мы возвращаемся на поверхность в приподнятом настроении. Но я все равно испытываю разочарование: прошел еще один драгоценный день, а я так и не увидела осьминога. Я думаю о том, какие важные события я пропустила: в день моего отъезда на Муреа Марион и Дейв сочетались браком. А сегодня состоялось официальное открытие обновленного Гигантского Океанского аквариума с его красочными коралловыми скульптурами и сотнями новых рыб. Я скучаю по моим друзьям, как людям, так и животным, с которыми я так сблизилась этой весной, особенно после того, через что мы прошли вместе.
* * *
Это походило на волшебство: даже внутри стен океанариума с его искусственным приглушенным освещением, вдали от источника естественного света, в стеклянных аквариумах с фильтрованной водой животные чувствовали приход весны. Хотя некоторые рыбы, особенно тропических пород, размножаются круглый год, с марта по апрель в аквариумах наступает всплеск половой активности.
Самец семотилуса — самого крупного представителя семейства карповых, обитающего на северо-востоке Северной Америки, — начал демонстрировать перед самками свои таланты. Перенося во рту мелкие камешки, он построил на дне аквариума каменную горку и украсил ее веточкой водорослей, которую он сорвал и воткнул посередине. Такое поведение похоже на поведение самцов австралийских шалашников, которые, вместо того чтобы красоваться перед самками ярким оперением, строят для них большие, ярко украшенные скульптуры из веток. Семотилусы же широко распространены в реках c быстрым течением и в прозрачных озерах, за их изощренными брачными ритуалами редко можно наблюдать в дикой природе.
В галерее Холодных Морей самец пинагора наконец-то добился своего. Одна из двух самок стала похожей на раздутый шар, набитый яйцами. Она в любой день может отложить сотни оранжевых икринок — благо будущий отец уже подготовил место. Он оплодотворит их, а потом будет усердно охранять, пока не выведутся мальки.
В соседнем аквариуме самка морского черта выпустила еще одну ленту с икрой.
— Если я когда-нибудь выйду замуж, — мечтательно говорит Анна мне и Биллу, — я закажу себе точно такую же фату!
— Только не такую склизкую? — предполагаю я.
— Будь на то воля Анны, она бы и платье сделала из слизи! — смеется Билл.
Однажды утром я становлюсь свидетелем исторического события в Пресноводной галерее. Брендан одной рукой аккуратно удерживает за губу пятисантиметровую цихлиду из озера Виктория, а другой нежно нажимает ей на живот — и из ее рта вдруг вылетает двадцать три крошечных малька размером с гуппи! Оказывается, эта рыба вынашивает оплодотворенную икру во рту. Этот вид настолько редок, объясняет мне Скотт, что даже не получил латинского названия. В дикой природе эти рыбы практически вымерли, и он не знает ни одного случая, чтобы они давали потомство в неволе. «Возможно, мы только что утроили мировую популяцию этих цихлид», — говорит Скотт.
Эта весенняя атмосфера любви, изысканных ухаживаний и рождения новой жизни наполняет меня восторгом. Не то чтобы мне не хватало впечатлений — встречи с Октавией всегда наполняют меня эмоциями. Мне нравится даже само предвкушение этих встреч: я никогда не поднимаюсь к ее аквариуму на лифте, а предпочитаю неспешно проходить по лестнице мимо пингвиньего бассейна, полного ярких тропических рыб, мимо аквариума с суринамскими жабами (которых Скотт научил вылезать из укрытий и демонстрировать себя публике), мимо анаконды и электрического угря, мимо экспозиций «Затопленные леса Амазонки», «Острова Шолс», «Гавань Истпорт», мимо аквариума с удильщиком и его волшебной вуалью, мимо леса бархатисто-зеленых актиний, омываемых искусственным прибоем… и наконец подходить к заветной цели моего путешествия.
