Повсюду перед нами предстают невероятные трансформации. Вот самец морского конька-тряпичника «рожает» маленьких дракончиков, которых он вынашивал в специальной выводковой сумке на животе, как опоссум. Среди кораллов в Гигантском Океанском аквариуме рыбки под названием губаны-клюворылы, которые начинают свою жизнь как черные или коричневые самки, постепенно превращаются в бирюзовых самцов. Буквально все морские создания таят в себе чудеса. Взять хотя бы медуз. Выведенные из икринок, они начинают свой жизненный путь как планктон, затем превращаются в коричневатые шарики и оседают на камнях как полипы. На этой стадии своей жизни они напоминают неприглядную коричневую субстанцию, в которую вы иногда можете вляпаться ботинком, но в конце концов вырастают в ангельски прекрасных существ.
— В океане, кажется, возможно все, — говорю я Кристе и Анне, когда мы наблюдаем за скатами и черепахами, снующими перед нами в толще воды в Гигантском Океанском аквариуме.
— Как же хочется побыть там, среди них… — говорит Криста.
— А еще лучше сделать это в настоящем океане! — восклицает Анна.
— Решено! — заявляю я. — Этим летом мы идем учиться плавать с аквалангом!
Мы объявляем о наших планах Скотту и Уилсону за обедом в нашем любимом мексикано-ирландском ресторане Jose McIntyre’s. Скотт считает, что это отличная идея. Подводные исследования и экспедиции по сбору образцов — часть его работы. Он рассказывает нам об одной из своих поездок в Вест-Индию. Поскольку правила безопасности запрещают погружаться с аквалангом в одиночку, Скотт договорился нырять вместе со одним коллегой, чей объект наблюдения был активен перед рассветом. «Мы гуляли до поздней ночи, — вспоминает Скотт. — А утреннее погружение было в полпятого утра!» Его напарник был опытным дайвером, которому не требовался контроль, но Скотт преданно сопровождал его во всех погружениях. Они работали под сводом подводной пещеры на глубине двух с половиной метров. Невыспавшийся Скотт надувал спасательный жилет, надевал баллон, находил под потолком пещеры удобную выемку между кораллами-мозговиками и спал — в акваланге — пару часов. Потом приятель будил его, и они возвращались в отель. «После этого я иногда просыпался среди ночи в своей постели и, забыв, где нахожусь, в панике искал загубник акваланга», — со смехом говорит Скотт.
Я спрашиваю, что делать, если во время погружения захочется кашлянуть или чихнуть. «Нет проблем. Вас научат даже тому, что делать при рвоте», — отвечает Скотт. Он говорит, что подобное случалось с некоторыми посетителями, которые, по всей видимости, после бурной вечеринки покупали специальный билет с правом погрузиться в подводном снаряжении в Гигантский Океанский аквариум.
— О господи! — восклицает Криста. — И такое бывает?!
— Лучше не будем об этом за столом, — коротко бросает Скотт.
* * *
Одна рука Октавии спрятана под ее телом. Другой — двадцатью восемью большими присосками больше двух с половиной сантиметров в диаметре — она держится за потолок своего логова. Третья рука прилеплена к стене. Кожа перепонок свисает, как драпировка. В 8:25 утра ее руки начинают энергично отметать гроздья яиц подальше от меня — она напоминает мне активную домохозяйку, которая пылесосит жалюзи или шторы. Она занимается этим пару минут, затем поворачивается к ним воронкой и промывает струей воды. Неудивительно, что яйца такие белоснежные. Интересно, как при таких интенсивных процедурах их гроздья не разрываются и не открепляются от потолка?
Экспозиция освещается мягким светом. Персонал готовится к приему посетителей. Видно, как тело Октавии растет по мере того, как она набирает воду через жабры, ее мантия раскрывается, как розовая орхидея «венерин башмачок» в цвету. Я считаю секунды между ее вдохами. Шестнадцать. Семнадцать. Пятнадцать. Одно из ее щупалец превратилось в узел, она распутывает его и закручивает в штопор из трех петель; она делает это машинально, как человек, рисующий каракули.
В 9:10 я слышу первый детский визг. Мое драгоценное время наедине с Октавией истекло. Но следующий час, проведенный перед ее аквариумом, ценен по другой причине: окруженная толпой толкающихся детей и взрослых, я могу погрузиться в цунами эмоций, воспоминаний и заблуждений, которые вызывает гигантский осьминог у людей.
— Ой, там осьминог! — вскрикивает девушка.
— Красивый, — комментирует ее бородатый спутник.
— Да, красивый, но жутковатый, — добавляет высокая женщина за их спиной.
— Это тоже осьминог? — спрашивает маленький мальчик, указывая на дно аквариума.
— Нет, это актиния, — отвечает отец.
— Это враг осьминога? — тревожно спрашивает ребенок.
Я указываю ему на Октавию, притаившуюся в логове, и ее яйца.
— Ух ты! — восклицает он и тут же объявляет: — Я ученый! Я исследователь океана и спасатель животных!
И убегает к другим аквариумам, а родители бросаются вслед за ним.
В 9:20 меня окружает семья из трех человек.
— Ооо! Осьминог! — говорит мама, прочитав табличку на аквариуме.
Но они, как ни стараются, не могут увидеть Октавию, пока я не показываю им пальцем. Они очень взволнованны.
— У нее будут дети? — спрашивает их восьмилетний сын.
Нет, объясняю я, потому что здесь нет папы.
— Это как куриные яйца. Если нет петуха, в яйцах нет цыплят.
Мальчик огорчен.
— Ей нужен друг! — восклицает он.
Его отец полностью с ним согласен.
— Почему они не могут поселить к ней самца? — спрашивает он.
Любовь — это замечательно, соглашаюсь я. Но осьминоги иногда едят друг друга, поэтому такие свидания вслепую в ограниченном пространстве аквариума, где негде скрыться, если они не поладят, очень рискованны.
— А почему бы не заниматься искусственным оплодотворением? — спрашивает мать.
В отличие от рыб, яйца осьминогов должны быть оплодотворены перед откладкой. И потом, что делать с потомством?
— А куда нам пристроить 100 тысяч новорожденных осьминогов? — спрашиваю я.
— Продавать другим аквариумам! — отвечает отец, у которого явно прослеживается предпринимательская жилка.
Вся семья очень искренне, просто до отчаяния огорчена тем, что яйца Октавии бесплодны. Дома в холодильнике у них почти наверняка стоит упаковка неоплодотворенных куриных яиц, которые не вызывают у них такого расстройства. Но это потому, что они не видели курицы-наседки. Здесь же они видят мать и сопереживают ей, и это необычайно мило. Судя по всему, они счастливы в своей семье и хотели бы, чтобы Октавия тоже испытала счастье семейной жизни.
Дальними от витрины руками Октавия начинает ворошить яйца. Она расправляет присоски, очищая их, переворачивается вниз головой и снова делает сальто. Над ее глазами появляются два «рога» — на самом деле мягкие папиллы.
— Фу! Спорим, они такие противные на ощупь, — с отвращением говорит девичий голос.
