Я много путешествую, но в этот раз мне было трудно находиться вдали от дома. Я скучала не только по дому, но и по осьминогу.
По возвращении я спросила у Билла по электронной почте, когда я могу увидеть Октавию. Он написал мне теплый, но тревожный ответ: «Октавия становится капризной. Вероятно, она стареет. Надеюсь, она выйдет поздороваться с вами…»
Стареет? Я почувствовала себя опустошенной. Неужели ее жизнь закончится так же скоро и внезапно, как жизнь Афины?
Дженнифер предупреждала меня: «Если осьминог живет достаточно долго, он дряхлеет. Я не использую слово „деменция“ — как правило, этот процесс приписывается исключительно людям и ассоциируется с психическими расстройствами; кроме того, он не является естественным или неизбежным для каждого человека. Но угасание когнитивных функций происходит у всех старых осьминогов».
Алекса наблюдала такой процесс старения у осьминогов в лаборатории в Миддлбери. «Они бесцельно плавают по аквариуму со стеклянным взглядом, — сказала она. — Они не пытаются посмотреть вам в глаза. Не ловят добычу». Один старый осьминог вылез из аквариума, протиснулся в трещину в стене, высох и умер.
Когда процесс старения поражает такие крупные виды, как гигантский осьминог, результаты могут быть еще более драматичными. Однажды, когда Джеймс Косгроув работал дайвером в океанариуме «Тихоокеанские подводные сады» в городе Виктория Британской Колумбии, его атаковал огромный самец — прямо на глазах у восторженной публики. Этот океанариум представляет собой плавающий аквариум, где посетители спускаются на три с половиной метра ниже уровня моря, и дайверы привлекают интересных животных к витринам, чтобы публика могла лучше их рассмотреть. Джеймс заглянул в похожую на пещеру арку рядом с лестницей и увидел, как ему показалось, двух осьминогов. Но когда к его маске потянулись мощные руки с огромными присосками, он понял, что это был один осьминог-монстр. «Он схватил меня. Все, что я мог сделать, — это держать обеими руками свой загубник, в то время как осьминог мотал меня туда-сюда, как мешок картошки, — написал он в своей книге „Суперприсоски“. — В какой-то момент я увидел, что осьминог растянулся между витриной и внешними окнами, которые находились на расстоянии почти семи метров друг от друга». Несколько недель спустя этот великан умер. Он весил почти 71 килограмм. Косгроув считает, что бедняга просто выжил из ума от старости.
Ни Скотт, ни Билл не могли припомнить, чтобы пожилой осьминог в аквариуме становился агрессивным. Они просто перестают реагировать, становятся безучастными. Именно это происходит сейчас с Октавией, сказал мне Билл, встретив меня на следующий день в вестибюле океанариума. «Ее поведение изменилось примерно три недели назад, — сказал он. — Обычно она любила сидеть в верхнем углу аквариума. Теперь же она все время проводит на дне или у витрины, под ярким светом. Она ест, но берет еду и скрывается с ней в углу. Иногда она вообще не подплывает, а просто протягивает руку. Раньше у нее была ярко-красная кожа. Теперь она стала призрачно-бледной».
Я видела, что это причиняло Биллу боль. «Она оказалась очень дружелюбным и коммуникабельным осьминогом», — сказал он, словно заранее оплакивая ее смерть. Незадолго до того, как Октавия начала резко стареть, в океанариум пришли несколько федеральных агентов, чтобы доставить нелегально ввезенных и конфискованных особей араван — длинных и толстых серебристых рыб, которых держат в аквариумах по всей Азии, поскольку они якобы приносят удачу. В качестве благодарности Скотт пригласил агентов пообщаться с Октавией. Один их них ее особенно заинтересовал — она обхватила его руки и начала тянуть в воду. «Судя по выражению его лица, он был на грани паники, — сказал Скотт. — И тут я обратил внимание на то, что у большинства агентов сбоку висело табельное оружие. Октавию вполне мог привлечь необычный предмет. Вот это я понимаю — культурный обмен!»
«Ваше оружие стоит на предохранителе? — спросил Скотт офицера, поспешно освобождая его от рук Октавии. — Мы бы не хотели попасть в газеты с историей о том, как осьминог прострелил ногу федеральному агенту».
Вскоре после этого Октавия, казалось, потеряла интерес к общению. Я очень по ней соскучилась, но боялась увидеть ее угасание. Конечно же, я наблюдала близких мне людей в подобном состоянии: один мой друг, бывший зверолов, ставший натуралистом, перенес инсульт, и его речь стала настолько невнятной, что никто не мог его разобрать его бормотание. И при всем энтузиазме, с которым он произносил речи, он этого даже не осознавал. Удивительно, но однажды, когда мы с мужем навещали его в больнице, он вдруг совершенно четко произнес фразу: «Я завалил самца этого оленя прямо на бегу». Мама моей подруги Лиз Лорна, бывшая балерина, ставшая антропологом, прожила почти 104 года. В возрасте 102 лет, через два года после того, как Гарвардский университет опубликовал ее первую книгу, она начала забывать имена людей. Когда ей исполнилось 103 года, она забыла и мое, но отчетливо помнила, что я — важный человек в ее жизни, и всегда приветствовала меня с искренней теплотой. Нечто подобное происходило и с нашей первой бордер-колли, когда она дожила до шестнадцати лет. Она будила нас с мужем посреди ночи, скуля от испуга, словно она забывала, где находится и кто мы такие. Я ложилась рядом с собакой на пол, гладила и целовала, пока в ее напряженных карих глазах снова не загорался свет, словно ее душа возвращалась из далекого путешествия.
Во всех этих случаях люди и животные словно лишались части своего разума и, возможно, вместе с этим части своего «Я». Кем они становились в таком состоянии? Что испытывает стареющий осьминог и что происходит с его многогранным умом?
— Я надеюсь, она отложит яйца, — сказал Билл, когда мы шли к аквариуму Октавии. — Это позволит ей прожить еще шесть месяцев.
Мы хотели, чтобы Октавия оставалась с нами, вопреки тому, что ее разум постепенно угасал, точно так же, как я отчаянно не желала терять своих друзей и собаку, несмотря на то что они уже не были прежними.
— А после встречи с Октавией вас ожидает сюрприз, — продолжил он, чтобы подбодрить нас обоих.
Билл открыл крышку аквариума и протянул Октавии креветку на длинных щипцах. Сначала она выбросила вперед одну руку присосками вверх, потом другую и наконец всплыла на поверхность всем телом. Я заметила, что она стала гораздо бледнее, чем прежде. Я протянула руку к ее крупным присоскам, и она схватила меня, правда, очень слабо. Билл дал ей мойву. Почувствовав еду, к нам поспешила морская звезда. Я дала Октавии обе руки, и она зацепилась за них четырьмя своими, продолжая передавать рыбу ко рту. Билл указал мне на небольшое рваное пятно не больше пары сантиметров на перепонке между ее второй и третьей рукой. Оно казалось не просто бледным, а некротическим. На фоне остального здорового влажного покрова в воде оно было похоже на обрывок размокшей бумажной салфетки, который случайно прилип к коже и теперь стремился оторваться. Казалось, тело Октавии разрушается, покидая этот мир часть за частью.
Я подняла глаза и увидела Уилсона, идущего по мокрому коридору галереи Холодных Морей. Я не видела его целых пять месяцев. Этот период оказался очень сложным для всех нас.
