– Я ему покажу, что такое мерзость, – мрачно заявила Бет.
В середине марта Бет вернулась к работе на полный рабочий день, но ни у кого не хватило духу сказать Кэтлин, что в ее услугах больше не нуждаются. Миссис Брейди, которая была честной женщиной, хотя и немного упертой, отказалась брать зарплату Иззи после ее ухода из библиотеки, и Марджери, недолго думая, вручила маленький коричневый конверт Кэтлин. Что было большим облегчением, поскольку Марджери платила молодой вдове из своих скромных сбережений, которые ей удалось сделать после смерти отца. Свекровь уже дважды приводила детей Кэтлин в библиотеку и с гордостью показала им, чем занимается их мама. Библиотекарши всячески привечали детей своей напарницы, показывали им новые книжки, разрешали сесть верхом на мула, и было нечто такое в тихой улыбке Кэтлин и теплоте в голосе ее свекрови, что всем становилось чуточку легче.
Поняв, что Элис не удастся склонить к положительному решению вопроса о возвращении к мужу, мистер Ван Клив решил выбрать другую линию поведения. Теперь он стал настаивать на том, чтобы Элис уехала из города, поскольку здесь ей не рады, и даже более того, взял себе за правило прижиматься на автомобиле вплотную к Спирит во время утренних объездов Элис, отчего лошадь, с побелевшими глазами, испуганно шарахалась в сторону от краснорожего мужика, угрожающе вопившего из окна:
– Ты не сможешь себя содержать! А с твоей библиотекой будет покончено уже через пару недель. Мне сообщили об этом в офисе самого губернатора. Если ты не собираешься вернуться домой, тогда тебе стоит подыскать себе место для житья. Желательно где-нибудь в Англии.
Элис научилась ехать верхом, глядя прямо перед собой и делая вид, будто ничего не слышит. В результате мистер Ван Клив, распалившись еще больше, входил в раж и начинал орать на всю округу, а Беннетт сползал с пассажирского сиденья, стараясь сделаться как можно менее заметным.
– И погляди, какой ты стала уродиной! Теперь тебя даже хорошенькой не назовешь!
– Как думаете, я не подвергаю Марджери опасности, оставаясь с ней под одной крышей? – уже после спрашивала Элис Фреда. – Не хочу портить ей жизнь. Но он прав. Мне больше некуда идти.
Фред кусал губы, словно не решаясь сказать нечто важное.
– По-моему, Марджери нравится, что вы рядом. Впрочем, как и всем нам, – осторожно выбирая слова, говорил он.
Глядя на Фреда, Элис начала замечать то, на что не обращала внимания раньше: сильные руки, уверенно лежавшие на холке лошади, и стремительную легкость движений, выгодно отличавшую его от Беннетта, который, несмотря на атлетическое телосложение, казался довольно неповоротливым и будто закованным в броню собственных мускулов. Теперь Элис под любым предлогом – например, чтобы помочь Софии, – старалась подольше задержаться в библиотеке. София молчала. Но она знала. Они все знали.
Но однажды вечером она спросила Элис прямо в лоб:
– Он ведь тебе нравится, да?
– Мне? Фред? Боже мой! Я… – замялась Элис.
– Он хороший человек. – София сделала ударение на слове «хороший», явно проводя параллель с кем-то другим.
– София, а ты когда-нибудь была замужем?
– Я? Нет, никогда. – София аккуратно перекусила нитку и, когда Элис уже начала опасаться, что допустила очередную бестактность, добавила: – Когда-то я любила одного человека. Бенджамина. Шахтера. Он был лучшим другом Уильяма. Мы были знакомы с детства. – София поднесла книжку, которую сшивала, к свету. – Но он умер.
– Погиб… в шахте?
– Нет. Его застрелили. Он просто шел по своим делам. Возвращался домой с работы.
– Ой, София, мне так жаль!
Лицо Софии оставалось непроницаемым. За многие годы она научилась скрывать свои чувства.
– Долгое время я не могла жить здесь, в Бейливилле. Уехала в Луисвилл и вложила всю душу в работу тамошней библиотеки для цветных. Выстроила себе некое подобие жизни, хотя не было дня, чтобы я по нему не тосковала. И когда узнала, что с Уильямом произошел несчастный случай, то молила Бога, чтобы мне не пришлось возвращаться. Но ты же знаешь, пути Господни неисповедимы.
– Неужели по-прежнему так тяжело?
– Поначалу было очень нелегко. Но… все меняется. Бен умер четырнадцать лет назад. Жизнь тем не менее идет вперед.
– А ты надеешься встретить… кого-нибудь еще?
– Ой нет. Мой поезд уже ушел. К тому же я теперь неподходящая партия. Чересчур образованная для местных мужчин. Мой брат говорит, я слишком много о себе понимаю, – рассмеялась София.
– Знакомо до боли, – вздохнула Элис.
– Теперь Уильям скрашивает мне одиночество. Мы с ним ладим. И я не теряю надежды. Все идет хорошо, – улыбнулась София. – Вашими молитвами. Мне нравится моя работа. И у меня появились друзья.
– Что ж, я чувствую примерно то же.
София импульсивно протянула тонкую руку, сжав ладонь Элис. Элис ответила на рукопожатие. Она не ожидала, что простой человеческий жест может принести такое успокоение.
– Я действительно считаю его очень добрым, – неохотно отпустив руку Софии, сказала Элис. – И… довольно красивым.
– Детка, все, что тебе нужно, – сказать слово. С тех пор как я здесь, этот мужчина ходит вокруг тебя, как кот вокруг сметаны.
– Но я не могу. Разве нет? – (София удивленно подняла на нее глаза.) – Полгорода считает нашу библиотеку гнездом разврата, а меня – центром этого непотребства. Ты представляешь, что́ о нас будут говорить, если я закручу с другим мужчиной? С мужчиной, который мне не муж.
– Она по-своему права, – уже после сказала София Уильяму. – Просто стыд и позор, что два хороших человека не могут быть вместе!
– Ну, никто и не обещал, что этот мир будет справедливым.
– И то правда. – София вернулась к своему шитью, погрузившись в воспоминания о мужчине с беззаботным смехом, который всегда умел заставить ее улыбнуться, и о давным-давно забытом ощущении его руки у нее на талии.
* * *
– Наша старушка Спирит ну точь-в-точь школьная директриса, – сказал Фред, когда они возвращались домой в сгущающихся сумерках. Фред надел толстую клеенчатую куртку для защиты от моросящего дождя, а шею обмотал зеленым шарфом, который не снимал с того самого дня, как получил его от девушек из библиотеки в подарок на Рождество. – Вы это видели? Каждый раз, как ее кто-то пугает, она бросает на него такой взгляд, точно хочет сказать: «Держи себя в руках». А когда он ее не слушает, она прижимает уши назад. Словно отчитывает.
Элис смотрела, как две лошади трусят бок о бок, удивляясь способности Фреда подмечать столь тонкие различия. Он мог определить соответствие лошади принятым стандартам, свислый круп, иксообразные ноги, горбатую спину, тогда как Элис видела перед собой всего лишь милую лошадку. Фред умел оценивать и характер лошади, который, как правило, мало менялся с рождения, если, конечно, люди потом не прикладывали руку, чтобы его испортить. «К сожалению, большинство людей просто ничего не могут с собой поделать». И у Элис создалось стойкое впечатление, что он говорит о ком-то совсем другом.
