С Нуреевым балерина все-таки увидится. Но будет это уже во время других гастролей…
После Нью-Йорка балетная труппа Большого театра отправилась дальше по США: Филадельфия, Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Кливленд, Чикаго, Детройт и, наконец, Вашингтон – столица США.
Расположившись в уютном номере отеля, Плисецкая надеялась расслабиться и немного передохнуть перед дальнейшими спектаклями. Внезапно зазвонил телефон. Один из руководителей этой поездки просил ее спуститься вниз.
– Успели отдохнуть с дороги? – последовал вопрос. И, не слушая ответа, бесцеремонно ухватил балерину за локоть и потащил к выходу. – Едем на пресс-конференцию. Газетчики хотят вас видеть. Но в ответах, прошу вас, будьте сдержанны и благоразумны. Наши переводчики вам в этом помогут…
После пресс-конференции поехали на прием в советское посольство. Здесь и произошла одна из самых интересных встреч в жизни Плисецкой.
Посол Анатолий Добрынин подвел к ней высокого стройного американца, лицо которого показалось ей знакомым. Роберт Кеннеди – министр юстиции, а также брат президента США, политик и деятель Демократической партии. Так как знаменитая балерина знала по-английски всего несколько слов, дипломат помог с переводом в их коротком разговоре.
Роберт упомянул, что видел Плисецкую в Москве в 1955 году, ему запомнилось ее «Лебединое». А сейчас он узнал из газет, что она будет танцевать в Вашингтоне…
– Я тоже вас знаю, – неожиданно сказала балерина. – В журнале «Америка» я читала, что вы родились в ноябре 1925 года. Я – тоже. А какого числа?..
Роберт Кеннеди удивился нежданному повороту разговора.
– Двадцатого…
– Двадцатого?! Так мы двойняшки. Я тоже родилась двадцатого ноября.
За всю свою жизнь Майя Михайловна встретила лишь одного человека, с кем родилась год в год, месяц в месяц, день в день. Это был Роберт Кеннеди.
Растроганный министр поцеловал балерину в щечку.
– А где вы будете в этот день? – спросил он.
– Кажется, в Бостоне…
– Бостон – моя родина. А что вы будете делать вечером двадцатого?
– Кажется, танцевать опять «Лебединое»…
– Я пришлю вам подарок, – сказал Роберт Кеннеди.
– Я тоже, – опрометчиво произнесла балерина.
На следующее утро, в день своего первого вашингтонского «Лебединого», Плисецкая пришла в репетиционный класс. Она старалась никогда не изменять своему правилу – хорошо позаниматься в классе в день спектакля. В зале уже ожидали зрители: Жаклин Кеннеди с маленькой дочерью Каролиной. Жену президента сопровождала свита, переводчики и телохранители.
«После класса нас познакомили, и я дала маленькой Каролине черно-белую ленту моих балетных слайдов, бывшую у меня с собой в сумочке. Наступил вечер. Перед началом балета сыграли гимны. Присутствует Президент. После Карибского кризиса его посещение гастролей московских танцоров – очевидный политический шаг к примирению с Советами. Потому так наэлектризованы наши посольские, так суетливы корреспонденты советских газет, театральное начальство.
После второго акта, едва закрылся занавес, Президент Кеннеди приходит на сцену. Жест замечательный. Оба с Жаклин направляются прямиком ко мне. Мы целуемся с Жаклин уже как знакомцы. Я пачкаю ее загорелую щеку театральной помадой.
Похвалы. Восхищения. Президент говорит, что маленькая Каролина в восторге от моих слайдов.
Заявила нам с Джекки, что будет балериной, как Вы. Выходит, первая балерина в роду Кеннеди…
Президент говорит, что знает о моей вчерашней встрече с братом, о поразительном совпадении нашего летосчисления…» («Я, Майя Плисецкая»).
На следующее утро после спектакля Джон Кеннеди принял труппу Большого театра в Белом доме. Президент вновь наговорил балерине немало комплиментов. Плисецкая скромничала: танцевала она не слишком хорошо, скованно, и жаль, что они с Жаклин попали именно на этот спектакль. (Театр в Вашингтоне был тесный, со скользкой неудобной сценой.)
– Вы были бесподобны. Я был сражен наповал. (Именно так перевел похвалы президента советник по культуре из нашего посольства.)
– Когда вы танцуете следующий раз? – вежливо поинтересовался президент.
– Завтра. «Баядерку» и «Лебедя». Приходите с Жаклин. Я станцую лучше…
На самом деле назавтра шла «Жизель»… Плисецкая все перепутала после бокала хорошего вина. «Во хмелю я жестикулировала с удвоенной горячностью, моя меховая шапочка сбилась набок, волосы пораспушились, – признавалась Майя Михайловна позднее. – Именно здесь, в Белом доме, Жаклин осенила мое будущее прогнозом: «Вы совсем Анна Каренина».
Приближалось двадцатое ноября – их с Робертом Кеннеди день рождения. Администрация Большого театра стала беспокоиться:
– Что бы вам подарить Роберту Кеннеди двадцатого?.. И как?.. Привезли мы тут, знаете, кстати, расписной русский самовар для одного нашего товарища, юбилейная дата у него, но, думаем, лучше будет вам его отдать. Для Роберта Кеннеди. Нашему товарищу мы что-нибудь иное подыщем с помощью работников совпосольства. Напишите дружеское поздравление своему одногодке – по-русски, разумеется, – а мы уж переведем и точно двадцатого вручим министру вместе с самоваром… Он порадуется, полюбуется. Самовар-то выставочный.
– А он – что, очень большой? – спросила балерина не без опаски.
– Немаленький, Майя Михайловна, немаленький.
– А откуда он у меня может быть? Что министр подумает? Покажите мне ваше расписное чудо.
Самовар оказался, как она и предполагала, огромным, размером с рослого ребенка. Ну где такой она могла найти в Америке?.. А из дома такое в подарок неизвестно кому брать не станешь…
Плисецкая написала поздравление в несколько слов и приложила к нему полдюжины деревянных ложек. Пусть не настолько ценных, но зато – своих. Ее подарок был доставлен Роберту Кеннеди.
Двадцатого ноября Майю Михайловну разбудил громкий, продолжительный стук в дверь ее номера в Бостоне (телефон на ночь она имела обыкновение отключать).
С трудом открыв глаза, именинница отворила дверь и сразу увидела перед собой огромный букет белых лилий – настолько огромный, что за ним не видно посыльного. Второй посыльный протянул ей изящную коробку, зашнурованную широкими парчовыми лентами, и конверт с письмом.
Это был подарок от Роберта Кеннеди.
Развязав банты, она раскрыла коробку – на малиновой бархатной подушечке лежал золотой браслет с двумя инкрустированными брелоками. На одном из них – Скорпион, знак их зодиака. На другом – архангел Михаил, поражающий копьем дракона.
Чуть позже ей позвонил сам Роберт Кеннеди. Плисецкая мучительно отыскивала в заторможенной памяти несколько ответных слов по-английски:
– Thank you… Also… Best wishes…
«Это сущее несчастье быть неграмотной! – напишет она много лет спустя. – Я неграмотна от советской системы, от собственной неизбывной лености, всегдашней мерзкой уверенности, что переведут, объяснят, помогут. А тут никого. Вот и блею, как дитя двухлетнее: Thank you… Also… Best wishes…»
