Ульман и Пирпонт предлагают альтернативный анализ этого недуга. Они считают, что СРР следует рассматривать, как «процедурный дефект». Выдвигаемое ими контрпредложение заключается в том, что «существенная часть индивидов, у которых диагностируют СРР, страдает от нарушений в работе мозговой сети, приводящих к расстройствам языковых и неязыковых функций, зависящих от нее»
[107]. Кроме того, они делают вывод, что центр Брокá — это область мозга, связанная не только с грамматикой, но и с большинством процедурных двигательных навыков, а также с процедурной памятью (нашей способностью запоминать, как выполнять различные последовательности действий). Это означает, что, хотя воздействие заметно в языке, корни СРР сами по себе неязыковые, а более высокого порядка — это память и процедурное обучение, лежащие в основе многих видов деятельности человека. Язык — лишь один из них. Вот как эту идею формулируют Ульман и Пирпонт:
Разные структуры процедурной системы обеспечивают особые и дополняющие друг друга вычислительные и функциональные задачи. Например, базальные ганглии исключительно важны для обучения новым процедурам, но для обработки уже освоенных действий могут быть уже не так важны… Потому нарушения различных структур в системе должны приводить к различным видам расстройств процедурной памяти
[108].
Хотя есть множество подобных исследований, опровергающих существование СРР, считать вопрос закрытым было бы преждевременно. Но применительно к данной работе можно сделать вывод, что СРР никак не подтверждает идею о врожденности грамматики или языка, противопоставляемую идее о том, что оба они являются культурными инструментами — гибкими, изменяющимися со временем и каждый раз выучиваемыми заново каждым ребенком в ходе естественных бесед и взаимодействий с другими членами общества.
Тем не менее, в статье, опубликованной в журнале Cell в 2014 г., Стивен Пинкер и Хезер ван дер Лели приводят совершенно иной взгляд на СРР. Они утверждают, что СРР очень часто передается по наследству и затрагивает только язык. Наследуемость СРР — это интересное наблюдение. Будь оно правдой, это означало бы, что причина дефекта заключается в какой-то врожденной, генетически предопределенной способности, которая в случае нарушения работы определенных генов может быть утрачена.
Но авторы других работ по этой теме заявляют, что наследуемость СРР может быть лишь отблеском в глазах смотрящего. Определение, которое вы даете болезни, может повлиять на то, что вы обнаружите. В одном из исследований приходят к следующему выводу: «Данные о наследуемости специфического расстройства речи были противоречивы… последний отчет исследования в области раннего развития близнецов указывает на то, что влияние генов незначительно»
[109].
Кроме того, наследуется нечто большее, чем просто расстройство речи: затрагиваются и другие аспекты познавательной деятельности. Значит, генетическая проблема не столько связана конкретно с языком, сколько с деятельностью мозга вообще. То, что СРР является расстройством более общего характера, отлично сочетается с идеей об отсутствии в мозге единого языкового модуля, о чем очевидно свидетельствует эволюционная летопись.
Другие исследователи пишут об этом следующее:
Выбор определенных средств и методов оценки, а также интерпретация результатов очень сильно зависят не только от личных представлений специалиста о языке, но и от используемой модели оценки. Языковые расстройства не возникают в изоляции; афатические нарушения редко происходят без нарушений памяти или проблем с вниманием/исполнительными функциями. Продуцирование и понимание языка — сложные когнитивные навыки, которые не следует рассматривать в изоляции
[110].
Еще одна проблема, оказывающая влияние на человеческий язык, — полная или частичная неспособность говорить, которую называют афазией (от греч. ἀ — «без» и φάσις — «речь, высказывание»). Афазия возникает вследствие повреждения мозга. Только в США от нее страдает около миллиона человек. Основной причиной, по-видимому, является нарушение мозгового кровообращения, часто возникающее в результате инсульта
[111].
Люди, страдающие афазией, демонстрируют одно из нескольких отличных друг от друга нарушений. У них могут быть проблемы с пониманием услышанного (слуховое восприятие) или сложности с членораздельной речью, а также чтением и письмом. Афазия чаще всего возникает в результате обширных повреждений левого полушария. Уже довольно давно известно, что эта часть мозга в значительной мере связана с различными сложными задачами, в том числе с языком. Однако поскольку левое полушарие не занимается исключительно языком и речью, то и афазия воздействует не только на язык. В прошлом некоторые подходы к изучению афазии главным образом опирались на анатомию, а специалисты работали с тем, что считалось языковыми частями мозга, в частности с областью Вернике и зоной Брокá. И действительно, есть особые виды афазии, связанные с этими регионами мозга. Афазия Брокá, также известная как «моторная афазия», или «экспрессивная афазия», характеризуется относительно хорошим восприятием, но затрудненной речью. Однако пациенты с такой формой афазии обычно также страдают параличом или слабостью правых конечностей — руки, ноги, или и того и другого.
Еще одна известная форма афазии — афазия Вернике; ее также называют «рецептивная афазия», или «сенсорная афазия». При этой форме афазии пациент может свободно говорить, но не в состоянии понять, что говорят ему. Кроме того, «свободная» речь у таких пациентов часто изобилует ошибками вроде бессмысленных слов, которые, хоть и похожи по общему звуковому строю на слова их родного языка, ничего не означают и вообще словами не являются. Есть и другие формы афазии. Это, конечно, неудивительно, поскольку у языка множество аспектов и вариантов, когда с ними что-то идет не так, тоже много, особенно если язык является артефактом. Эдвард Гибсон и его соавторы в статье для журнала Aphasiology приводят подробный анализ стратегий преодоления проблем с восприятием языка при афазии, разработанных самими афатиками
[112]. То, что удалось выяснить коллективу исследователей, напоминает язык G1. Афатики из исследования Гибсона в значительной мере опираются на контекстуальные подсказки для интерпретации сказанного в их адрес больше, чем участники исследования, не страдающие афазией.
