Люди попали в ситуацию кортикальной стабильности в результате изменений, которые кому-то покажутся удивительными. Они решали проблемы, связанные с безопасностью, передвижением, климатом, поиском жилища и пищи, посредством творчества и культуры. Как мы выяснили ранее, они научились готовить пищу, что, в свою очередь, позволило есть больше мяса, а это привело к укорочению кишечника. Повторим: калории, которые раньше использовались для пищеварения, теперь стали доступны для мозга Homo. Результатом стали мозг и тело современного человека, более совершенное мышление, мораль и эмоциональный контроль. Эволюционная прогрессия ясно указывает на объединение мозга и тела в единую систему. Мозг человека совершеннее, когда пищеварительный тракт короче. От эректусов до сапиенсов, люди в определенном смысле сами себя сделали, «вытянули за косу» — вернее, сразу за две: эволюционную и языковую. С эректусов начался долгий процесс, в результате которого человек придумал для себя путь в современный мир.
Если рассматривать весь ход мозговой и культурной эволюции человека, мы увидим крупные открытия, ускоренное культурное развитие, а также долгие периоды стагнации среди первых людей.
С появлением Homo sapiens возникают серьезные инновации, значительно ускоряется темп культурных изменений. Поэтому как об «эпохе инноваций» уместно говорить именно об эпохе Homo sapiens, а не других видов Homo. Инновации Homo sapiens, равных которым не было ни у одного другого вида, начали экспоненциально расти с появлением сельскохозяйственных экономик около го 000 лет назад (предположительно) на обоих полушариях Земли: в Шумере и Гватемале. Однако даже до возникновения сельского хозяйства инновации, судя по всему, появлялись, когда виды достигали определенных мозговых и культурных порогов. Но «эпоха» изобретений, имитации или даже железных орудий не характеризует всю популяцию. В железном веке люди все равно продолжали использовать деревянные орудия, а в наш век инноваций большинство Homo sapiens никакого существенного влияния на эти инновации не оказывают.
Чтобы узнать о том, как человеческий мозг влияет на язык, следует обратиться к нескольким дисциплинам: неврологии, палеоневрологии, археологии, лингвистике и антропологии. Следует ознакомиться с клиническими и неврологическими исследованиями в области нейроразнообразия, узнать о людях с такими нарушениями, как специфическое расстройство речи (СРР), афазия или расстройства аутистического спектра (РАС). И надо сравнить человеческий мозг с мозгом более ранних высших приматов.
Как первым узнал эректус, мозг — не остров
[71]. Мозги людей объединены в сеть. Прежде всего, мозги объединены с телами, эволюционно и физиологически связаны с другими органами. Но еще важнее то, что мозги связаны с другими мозгами. Как много лет утверждает философ Энди Кларк, культура «стирает границы» мозга. Мозг — это орган, связанный с другими мозгами в море культуры. Этот момент стоит пояснить. В действительности роль мозга в языке и эволюции без этой концепции понять невозможно. Поэтому надо с предельной осторожностью подходить к популярной, но очень обманчивой идее о том, что мозг — это компьютер, артефакт, сильно отличающийся от других органов. На самом деле у компьютеров нет культуры.
То есть правильнее было бы ставить вопрос следующим образом: как анатомия, функционирование и общая архитектура мозга помогают нам понять роль этого органа в теле? И как культура помогает нам понять мозг как часть социальной сети мозгов? И наконец, вопрос на $64 000
[72] (для наших целей): каким должен быть мозг, чтобы его обладатель мог владеть языком? Лучший вывод: мозг — это универсальный орган, который развился для быстрого и гибкого мышления. Он должен быть готов ко всему. Именно по этой причине он более свободен от инстинктов или иных форм предварительно заданного знания, чем мозг представителя любого другого вида.
Людям повезло, что естественный отбор расширил, а не сузил их когнитивные возможности. Эта свобода дает нам обладание естественным языком и другими передовыми познавательными способностями. Однако, когда мы теряем часть этой свободы в результате когнитивных или речевых расстройств, природа нашего мозга проявляется более явно. Вот почему так важно изучать нарушения способности использовать нормальную речь. Такие дефекты речи препятствуют обычному участию в разговоре, составлению или пониманию предложений, правильному выбору слов в определенном контексте. Удивительно, но результаты таких исследований не дают достаточных свидетельств в пользу того, что в человеческом мозге есть ткани, генетически предрасположенные к языку. Этот удивительный факт подтверждается тем, что на данный момент отсутствуют убедительные доказательства существования специфических наследственных дефектов речи. Дефекты речи возникают в результате ненаследственных физических или психических проблем.
Это может для кого-то стать неожиданностью, хотя в действительности было бы куда удивительнее выяснить, что есть ткань или нейронная область, специализированная под язык, поскольку язык является результатом человеческой нейропластичности, которая отчасти заключается в способности нейронов изменяться, чтобы лучше соответствовать потребностям организма. И, конечно, есть еще синаптическая пластичность — способность связей (синапсов) между нейронами изменяться, когда люди учатся, растут или получают травмы мозга.
И не только люди. Выяснилось, что если у обезьяны мирикины удалить третий палец (жестокий эксперимент, который, я надеюсь, в скором времени запретят), то в ее мозге происходят изменения. У нее есть отдельные области мозга для каждого пальца. После ампутации области, связанные с удаленным пальцем, переназначаются на выполнение других функций мозга. Другими словами, мозг мирикины пластичен. Мозг человека еще более пластичен. Мозг не дает здоровым нейронам простаивать, если они для чего-то могут пригодиться. Как Арнольд Шварценеггер в «Терминаторе», человеческий мозг обходит поврежденные области и переназначает неповрежденные, если от них больше не требуется выполнение исходных функций.
В течение жизни человека мозг проходит через множество синаптических изменений. Мозги меняются в буквальном смысле (добавляя новые связи, то есть больше белого вещества
[73], в ответ на обучение), чтобы приспособиться к новому культурному окружению или патологии, например повреждению мозга. Синаптический прунинг
[74] и установление новых синаптических связей особенно сильны в мозге человека до достижения половой зрелости, в результате чего этот период развития часто называют «критическим периодом». Неясно, является ли этот этап таким же важным в теориях познания (в частности, обучения языку), как иногда утверждают, но это определенно существенный сегмент когнитивного развития человека и нейронной пластичности.
