Алексей был намного старше меня, двадцать лет разница. Немало, — глядя преимущественно на капитана, рассказывала Зоя Дмитриевна. — Я дочь кадрового военного. Моему отцу повезло, он пережил войну, вернулся домой живой, невредимый. Я родилась в сорок пятом, мы жили в Ленинграде, отец служил в штабе округа, моим родителям казалось, что впереди нас всех ждет только счастье. А в пятьдесят третьем отца арестовали, за компанию с его начальником. Того обвиняли в шпионаже в пользу западных держав, от отца требовали показаний, а он проявил благородство, отказался предать командира. Расстреляли обоих. А нас с матерью сослали в жуткое местечко под Магаданом. Вот тогда-то я, вероятно, и утратила всю мягкость и нежность, как-то очерствела. Выживать нам приходилось не хуже, чем в войну. Холод, голод, болезни, а еще и всеобщая ненависть. Мать скончалась в пятьдесят седьмом, вскоре после реабилитации, мы даже в Ленинград не успели вернуться. Меня определили в детский дом. Жуткое это было местечко. Не хуже тюрьмы. Им там не было дела до развенчания культа личности, реабилитаций и прочего, для работников детского дома я была дочерью врага народа. Дочерью предателя, и им не было дела до того, что мой отец дважды Герой, майор, честный человек. Таких, как я несчастных, там было около ста человек. Воспитатели издевались над нами как хотели, закаляя в нас волю, или ломая, взращивая в нас злобу, превращая в маленьких волчат. А потом вдруг приехал незнакомый человек из Ленинграда, в хорошем дорогом костюме, красивый, мягкий, не похожий на окружавших нас людей. Он был словно сон, словно ожившая память о прошлом. Он назвался моим родственником и забрал из детского дома. Это был Алексей, мой будущий муж. Как я потом узнала, ему пришлось дойти до горкома партии и даже кое-кому хорошо заплатить, чтобы забрать меня. Руководство детского дома было твердо намерено держать меня там до конца «срока».
Так мы познакомились. Мне было пятнадцать, ему тридцать пять.
— Но откуда он о вас узнал, зачем вы ему понадобились?
— Кем он вам приходился?
— Он был сыном того самого командира, которого не захотел предавать мой отец. Он был уже взрослым человеком, когда наших отцов расстреляли и тоже потерял многое. Но его хотя бы не арестовали, и не сослали. Он тоже остался сиротой. И поскольку Алексей уже умер, могу вам рассказать о нем правду. Теперь это уже никому не повредит за давностью лет. Потеряв все, оставшись без жилья, работы и друзей, он связался, как сейчас говорят, с криминальными элементами. Нет, он не стал бандитом с большой дороги, он стал криминальным авторитетом, как теперь говорят. Гуру преступного мира. Алексей был талантливым математиком. Уверена, не случись этой трагедии, он бы многое мог сделать для советской науки, а так… Его аналитический ум мог рассчитать и спланировать любую операцию. Так он сам их называл. Но Алексей был умен, он не опустился на дно, не выпал из обычной жизни. А воспользовавшись новыми связями, сделал себе документы на чужое имя и начал новую официальную жизнь скромного преподавателя математики, не высовывался, честно выполнял свою работу, жил тихой незаметной жизнью. Путем каких-то немыслимых обменов он получил ту самую квартиру, в которой мы сейчас проживаем и в которую он привел меня девчонкой. Алексей жил замкнуто, без друзей и привязанностей, и, наверное, очень истосковался по родной душе, от одиночества, а потому, когда я появилась в его жизни, всю свою любовь, доброту, нежность направил на меня. Он был мне отцом, старшим братом, самым надежным и верным другом. Мы оба истосковались по душевному теплу, по семье. Поэтому, когда я появилась в его жизни, Алексей решил завязать с активной преступной деятельностью. Он только давал советы, но стоили они очень дорого. Затем он занялся ростовщичеством и скупкой краденого, но не на прямую, он разработал какую-то схему, с ее помощью он, как сейчас говорят, «отмывал» украденное. Затем он стал называть это «коллекционированием» и всегда говорил мне, что при советском строе самое надежное вложение — это произведения искусства. Они всегда растут в цене, их можно скрыть от посторонних взглядов и всегда можно объяснить наследием предков.
Алексей помог мне окончить школу, поступить в университет, затем в аспирантуру, он очень гордился моими успехами. Мы сами не заметили, как наши чувства из дружбы переросли в любовь, а когда мне исполнилось двадцать три года, мы поженились, причем мне пришлось долго его уговаривать и убеждать, что, кроме него, мне никто и никогда не будет нужен. Алексей вбил себе в голову, что с моей стороны это была не любовь, а благодарность. Но все же мы поженились. А через год, в шестьдесят седьмом, родилась Наташа. Алексею было сорок три года. Поздний ребенок. Он растворился в дочери. Но, несмотря на гипертрофированную любовь отца, она выросла хорошей девочкой, вероятно, надо сказать спасибо пионерской организации и школе. А вот с Ильей все вышло куда хуже. Он вырос законченным балбесом. Хорошо, дед не дожил, — со вздохом проговорила Зоя Дмитриевна. — Когда он проигрался вчистую, то сразу же прибежал ко мне, я ему отказала в деньгах, но вот, когда угрожать стали Ване, мне пришлось заплатить. Разумеется, я не продала все, как рассказала вам. Хватило двух небольших полотен, бриллиантового гарнитура и некоторого количества наличных.
— Почему вашу семью так легко оставили в покое? — не удержался от вопроса капитан.
— Сработали старые связи мужа. Перед смертью он передал мне все дела и свел кое с кем, объяснил, к кому я могу обратиться в случае неприятностей. Его имя еще помнят в определенных кругах, — многозначительно проговорила Зоя Дмитриевна. — Мне помогли, нас оставили в покое. Но Илья не угомонился, эта история его ничему не научила. Наоборот. Он решил взять реванш и не придумал ничего лучше, чем воспользоваться перстнем.
— Чем воспользоваться? — на этот раз не удержался от вопроса Захар Игнатов.
— Перстнем. Забавно, да? После всего, что вы от меня тут услышали, вдруг какой-то «волшебный» перстень, — в очередной раз усмехнулась Зоя Дмитриевна. — И тем не менее. Алексей иногда рассказывал Наташе, а потом Илье историю перстня, в качестве страшной сказки на ночь, с тем только смыслом, что и в жизни случаются страшные и даже в некотором роде волшебные истории. Рассказывал ее в нравоучительных целях, о том, как опасно поддаваться своим страстям, полагаться на потусторонние силы. Человек всегда и во всем должен рассчитывать только на себя, доверять себе и отвечать за свои поступки. Но Илья вынес из истории о перстне совсем другое. Есть некий древний, могущественный артефакт, воспользовавшись которым ты без всякого труда можешь поправить свою жизнь. Во всяком случае, материальное положение. А для многих молодых людей его поколения деньги почему-то стали олицетворением счастья. Синонимом, как бы это дико не звучало. — При этих словах Зои Дмитриевны на лице Толика Жукова отразилось насмешливое недоверие.
— А вы верите в силу перстня? — спросил как можно нейтральнее капитан.
— А вы полагаете, что мой легкомысленный, не обладающий особыми талантами и острым умом внук выиграл у заядлых игроков тридцать миллионов силой своего ума и благодаря случайности? Счастливому стечению обстоятельств? И выигрывал три дня подряд? Не смешите меня. К счастью, Илья хорошо запомнил, что только трижды он может воспользоваться перстнем. Если не остановиться вовремя, то можно потерять все, включая жизнь. Он это знал и остановился, но я тоже знала Илью, очень хорошо знала, а потому не доверяла его благоразумию. Что такое тридцать миллионов? Что легко пришло, то легко ушло, а что потом, снова перстень? Если бы Илья не удержался и спустя какое-то время, в четвертый раз решил испытать судьбу, возмездие за его легкомыслие могло задеть близких ему людей. Мать, отца, сына. Разрушить судьбу Вани. Я не могла рисковать благополучием правнука. Мне пришлось выбирать, кого спасать на этот раз, и я выбрала Ваню. За ним будущее нашей семьи.
