— Прежде чем мы перейдем к моим воспоминаниям, я бы хотел понять, что случилось с молодым человеком и какие ко мне в этой связи могут быть вопросы? — не спеша брать в руки фото, спросил осторожный Алексей Николаевич.
— Рано утром двадцать восьмого апреля тело гражданина Полушевича было выловлено из Невы. Явных следов насильственной смерти на теле обнаружено не было, в данный момент ведется проверка обстоятельств его гибели, — пояснил полковник.
Жора, которому разрешили присутствовать на допросе, очень волновался в своем углу, боясь, как бы полковник не сообщил преступнику лишней информации и как бы этот самый преступник не выкрутился из крепкой хватки правосудия.
— Ну, хорошо, давайте побеседуем. Предположим, что я действительно встречался с неким молодым человеком на вокзале именно двадцать седьмого числа.
— Зачем он просил вас о встрече?
— Ну, скажем так, у меня есть кое-какие сбережения, и иногда я помогаю людям, остро нуждающимся в средствах. Одалживаю деньги, так сказать.
— А не боитесь, что не вернут? — встрял не к месту в разговор Саня Шубин, за что полковник одарил его таким многообещающим взглядом, что Саня мгновенно замолк, покрывшись нездоровыми красными пятнами. А капитан Бирюков показал ему вдобавок увесистый кулак, обещая нагоняй со своей стороны.
— Я имею дело только с порядочными людьми, которые обращаются ко мне по рекомендации, — тем не менее удостоил Саню ответом задержанный.
— Значит, Полушевич к вам тоже обратился по рекомендации?
— Совершенно верно.
— Могу я поинтересоваться, кто именно рекомендовал ему обратиться к вам?
— Этот человек не имеет к интересующей вас истории никакого отношения.
— Хорошо, — не стал настаивать полковник. — Значит, Геннадий Полушевич хотел занять у вас денег?
— Да.
— О какой сумме шла речь?
— О достаточно крупной, — дал очередной размытый ответ Селезнев-Константинов, но, взглянув на полковника, добавил: — Он хотел занять десять тысяч.
— Немаленькая сумма, неужели вы были готовы ссудить ее без залога? — с сомнением уточнил полковник.
— Нет. Такую сумму я могу ссудить только под залог.
— И он его принес?
— Да.
— Значит, деньги вы Полушевичу одолжили? — Каждое слово из задержанного приходилось тянуть клещами.
— Нет.
— Почему же?
— Меня не устроил его залог.
— Он был не достаточно солидным? — в очередной раз уточнил полковник и, взглянув на задержанного, горячо добавил: — Послушайте, Константинов или Селезнев, как вам больше нравится? Мне надоело вытаскивать из вас каждое слово, коли вы уж начали разговор, так будьте откровенны и извольте изложить всю историю без понуканий, или мы пойдем по пути установления вашей сомнительной личности, и уж как минимум подделку документов я вам точно обещаю. А теперь я слушаю, — последняя фраза прозвучала резко и требовательно, как приказ. И, кажется, подействовала.
— Ну, хорошо, — поджав губы, согласился Пифагор. — Я расскажу. Я не знал этого человека, Полушевича. Он назначил встречу, я приехал, он попросил денег взаймы и показал мне залог. Я узнал эту вещь и отказался ссужать ему деньги. Он кипятился, настаивал, объяснял ситуацию, в которую попал, но помочь ему я не мог, а другого залога у него не было.
— Что это был за залог?
— Старинный перстень с крупным голубым карбункулом. Очень ценный.
— Почему же вы отказались его взять?
— История долгая, — откидываясь на спинку стула, проговорил Пифагор, а после секундной паузы, словно решившись на что-то, продолжил: — Но уж коли у нас с вами пошел такой откровенный разговор, я расскажу вам ее. Пожалуй, расскажу.
— Мой отец был кадровым военным, еще до войны был у него старший товарищ и командир генерал Щербатов. До войны мы жили в одном доме, дружили семьями. Был у Щербатовых сын Николай, постарше меня, дружили мы с ним, точнее, был он мне вроде старшего брата, опекал, защищал, уму-разуму учил.
Семья моего друга происходила из старинного дворянского рода графов Щербатовых, сейчас об этом модно сообщать тихим шепотом по секрету. А в те времена за такое родство могли без разговоров к стенке поставить, но Николай мне доверился. Однажды я был у него в гостях и увидел старинную шкатулку, большая такая, серебряная, с яркими эмалевыми медальонами. Николай показал мне ее, а потом нажал на скрытую пружину, верхний медальон на шкатулке открылся, как крышечка, а под ним оказался тайник. В нем лежал большой старинный перстень с огромным голубым камнем. Даже я, будучи тогда мальчишкой несмышленым, понял, что перстень очень старинный. Николай тогда рассказал, что перстень принадлежал его прапрапрабабке княгине Голициной. Той самой, с которой Пушкин писал Пиковую даму. В повести Пушкин все выдумал, точнее, выдумал про три карты, а секрет старой княгини был не в картах, а в этом самом перстне. Его княгине подарил известный в ту пору в Европе авантюрист и алхимик Сен-Жермен. По словам Николая, перстень приносил удачу, в том числе в карточной игре, но использовать его можно было не более трех раз. Княгине это удалось, а вот прочие, кто пытался им воспользоваться, ее любовники, внук, кузен, не справились с искушением и трагически погибли. Каждый раз княгиня возвращала себе перстень, снимая его с мертвой руки.
Легенда произвела на меня сильное впечатление, и я ее запомнил.
Мой отец прошел всю войну. Имел звание Героя, и ордена, медали, был дважды ранен, последний раз под Берлином в конце войны, но вернулся живым. Отец Николая был уже в возрасте и в Великой Отечественной не участвовал. Николай тоже был военным, ушел на фронт в первые дни войны, а перед уходом на фронт всю семью в эвакуацию отправил, родителей и жену с сыном, но их состав разбомбили, они погибли, а моя семья уцелела. И вот когда Николай с фронта вернулся, мы его очень поддерживали. Отец его к себе в штаб фронта перевел, мать опекала, как родного, пока он жену свою вторую не встретил.
Редкая была красавица, артистка, в опере пела. Голос был волшебный. Николай с ней ожил. В этот период мы с ним меньше общались, оба взрослые люди, у каждого своя жизнь, заботы, виделись по праздникам. А потом отца арестовали, обвинили в шпионаже, в предательстве и расстреляли. Этот ужас обрушился на нас с матерью страшным кошмаром. Сообразить ничего не успели. Мать тоже арестовали и сослали в лагерь. А меня погнали с работы, с квартиры, из перспективного ученого, счастливого сына, успешного человека я в одночасье превратился в бездомного, безработного сироту. Мне некуда было пойти, и вот тут Николай мне здорово помог. Поселил у себя. Помог с работой. Устроил разнорабочим в театр, не бог весть что, после научного сотрудника университета, но для меня в той ситуации и это было счастьем, а потом выбил для меня комнату.
