— Военный, на подлодке плавает. — Не растерялся Жора, вспомнив, что у Светланы Полушевич был какой-то моряк в прошлом.
— Ну да, что ей подводник, его небось на службу куда-нибудь на Север отправили, в Мурманск, или там еще куда подальше.
— Точно, в Мурманск. — Не стал спорить Жора. — А что это вы про Геннадия говорили, утонул он, что ли?
— Точно. Два дня назад. Говорят, в Неву упал и утоп. Видал? В Неву! Сколько на свете живу, отродясь такого не слыхал. Не иначе пьяный был.
— Наверное. Говорят, Мария Ивановна очень его недолюбливала. У нас очень все удивлялись, что они вдруг съехаться решили, — разошелся в своих фантазиях Жора.
— Да. Вот и Клавдия моя говорит, что Марья все время зятя своего пилила. Тот ее на машине до дома довезет, дверь, как принцессе, откроет, а та только фыркнет в ответ. Артистка, видишь ли! — В каждом слове Степана Афанасьевича сочился яд, Жоре даже самому захотелось последовать примеру интеллигентного Дениса Михайловича и ретироваться поскорее из сквера, да служебный долг не позволял.
— Не знаю, чем Мария Ивановна недовольна. Я так считаю, повезло Светке. Муж завотдела гастронома! Это ж весь дефицит тебе, считай, на дом приносят, хоть колбасу, хоть джинсы. — С искренней завистью проговорил Жорка, давно лелеявший мечту о настоящих американских джинсах.
— Вот-вот. Наша-то Люська за инженера вышла, а что с него толку? Оклад — копейки, если что купить надо, телевизор или, скажем, коньки ребенку. Тут же к нам бегут, взаймы брать. Взаймы это, конечно, хорошо, а отдавать чем? Так вот Клавдия то платьице внучке подарит, то лыжи, то покрывало им купит вьетнамское, то Люське костюм финский достанет, так и живем. А Светка одета, как картинка, и девчонка их, и Марья сама, в новых сапогах модных, да при шубе. Горя люди не видали, вот что я скажу, вот и фыркают.
— Ну да, — согласно покивал Жора. — А Марья Ивановна подружилась здесь хоть с кем-нибудь?
— Марья-то, да нет. Вот только с Денисом, ухаживает он за ней. Старый пень, а туда же. Жена у него лет пять назад померла. Сердце. Бобылем живет. А вообще ты не смотри, что он старый, — оживившись, повернулся к Жоре Степан Афанасьевич, — он в молодости знаешь кем был? Чемпионом! Чемпионом мира по плаванию, и даже в Олимпиаде участвовал! О, какие у нас в доме люди живут. Но это, конечно, в молодости, — вздохнул Степан Афанасьевич. — Перед пенсией он тренером работал, то ли сборную тренировал, то ли еще в каком-то важном месте. Секретное что-то, он рассказывать не любит, но пенсия у него большая, это я точно знаю, такую абы кому не дают, — вздохнул завистливо Степан Афанасьевич.
Жора припомнил интеллигентного Дениса Михайловича и пришел к выводу, что осанка у него, несмотря на возраст, спортивная. Спина прямая, плечи широкие, и вообще смотрелся он весьма представительно, со спины и не догадаешься, что старик.
— А сколько же ему лет?
— Шестьдесят три, кажись. А так и не скажешь, что значит спортсмен, — поднял вверх палец Степан Афанасьевич. — А ты чего так пенсионерами интересуешься, рано тебе еще о пенсии, — усмехнулся Жорин собеседник.
— Да я не пенсионерами, я чемпионом. Интересно же, не каждый день чемпиона мира на улице встретишь. А как его фамилия, я бы в библиотеку сходил, почитал о нем?
— Ну, это другое дело. Зайцев его фамилия. Денис Зайцев. А только вряд ли ему светит с Марьей-то. Она моей Клавдии как-то говорила, что в старом доме за ней тоже один солидный человек ухаживал, давно уже, и что вроде как замуж зовет, а она ломается. Цену себе набивает, — неодобрительно скривился Степан Афанасьевич. — Так-то вот. Ну, мне пора, режим, — поднимаясь со скамьи, крякнул Степан Афанасьевич. — Бывай, парень.
— И вам не болеть, — тихонько буркнул себе под нос Жора так, чтобы пенсионер не услыхал.
Эх, маху он дал, не разглядел как следует Зайцева этого.
«Но чемпион мира по плаванию — это вам не фунт изюма, хотя шестьдесят три года — возраст не малый. А Полушевич опять же утонул», — размышлял Жора, глядя зачарованно на арку дома, в которой скрылся его недавний собеседник.
«А чемпион ухаживает за тещей Полушевича, а теща ненавидела зятя», — Жора так усиленно работал мозгами, что даже вспотел.
Зайцев хоть и старый, но ростом, кажется, повыше Полушевича, тот на столе в морге вообще выглядел каким-то тщедушным, хотя тоже вроде спортом занимался.
Интересно, если Зайцева одеть в модную короткую куртку и брюки, можно его издали за молодого человека принять? Свидетель, которого Жора нашел, человека, выбравшегося из воды, разглядел плохо, только куртку, брюки и высокий рост. И то, что тот, выбравшись из воды, побежал вдоль набережной. Что ж, Зайцев, наверное, тоже мог бы побежать, не стометровку же он на время бежал, а та, для согрева.
«Надо идти докладывать капитану», — решил Жора, а смысла к старухе Марье Ивановне идти вообще нет. Разве что попробовать выяснить, кто за ней в старом доме ухаживал, чтобы уж полная картина была.
— Марию Ивановну Решетникову? Да, конечно, знаю. Столько лет в одной квартире прожили, — сидя напротив Жоры, рассказывала милая худенькая старушка, маленькая, седенькая. И очень уютная. — Мы с семьей, когда въехали в эту квартиру в конце пятидесятых, Марья уже здесь жила, Светланке тогда годика четыре было, наверное, и дед Егор еще жив был.
— Это отец Марии Ивановны?
— Да нет. Сосед просто. Родители ее в войну померли, и у деда Егора все умерли, вот они как-то и сроднились с Машей, одной семьей жили. Он ей со Светой помогал, садик, ясли и по хозяйству. И сейчас ребенка одной растить тяжело, а уж в те годы… Вот Егор ей и помогал.
— А что же отец Светланы тоже погиб?
— Вот чего не знаю, — покачала головой старушка. — Про Светиного отца в их семье никогда не говорили. Сомневаюсь, что Света о нем хоть что-то знала. Знаю только, что умер он, и, кажется, даже до Светиного рождения.
— А что же Мария Ивановна замуж больше не выходила? Она же молодая была, когда у нее ребенок родился?
— Да, вот так судьба сложилась. И ведь такая интересная женщина была в молодости, и ухаживали за ней. А вот почему-то замуж не вышла.
— А что, вы и кавалеров ее знаете?
— Ну, теперь уж какие кавалеры, в ее-то возрасте. Но один мужчина к ней многие годы захаживал. Не знаю уж, кавалер или так, знакомый. Обычно он в Новый год и на Восьмое марта приходил, а еще в дни рождения, ее и Светин. Посидит часик. Подарки вручит и уходит.
— А кто такой, как зовут?
— Вот этого не знаю. А только живет он возле Никольского собора. Это я точно знаю, потому что в церковь хожу, — стыдливо пряча глаза, призналась старушка. — И вот сколько раз была у заутрени, всегда его встречала. Он с собачкой в садике гулял.
