— Света, кто там?
— Это ко мне, мам, — нетерпеливо ответила Светлана, не сводя глаз с незваного гостя.
— Светлана Егоровна, я должен с прискорбием вам сообщить, что сегодня утром тело вашего мужа было выловлено из Невы. Ваш муж погиб.
— Как же так? — тиская в руке платочек и словно все еще не решаясь поверить, твердила Светлана Полушевич. — Утонул в Неве? Я не понимаю. Как же в Неве? Как это могло случиться?
Она не плакала, а просто сидела, сжав руки на коленях и теребя платок, найденный в кармане. И старалась не смотреть на чужих мужчин с неприятными отстраненными лицами. Гена утонул в Неве. Глупость какая. Разве он мог утонуть, да еще и в Неве? Никто сейчас не купается. Холодно. Он же не морж и не пьяница какой-то. Это наверняка ошибка.
— Светлана Егоровна, вам нехорошо? Может, валерьянки? — заботливо спросил капитан, наблюдая за реакцией женщины.
— Валерьянки? Нет. Спасибо. Скажите, а вы уверены, что это Гена, может, это ошибка? — наконец ожила Светлана, выходя из состояния онемелости.
— Конечно, такая возможность есть, поэтому вам сейчас надо одеться и проехать с нами на опознание.
— Прямо сейчас? Так поздно? А что я скажу маме и дочке? — как растерянный подросток, спросила Светлана.
— Скажите, что вас вызвали на работу, или вам надо срочно к подруге. Вы где работаете?
— В театре. Я балерина.
— Тогда скажите, что вам срочно нужно в театр, — посоветовал капитан.
— Вы не волнуйтесь, мы вас туда и обратно отвезем, это не долго, — встрял в разговор молчавший до этого Саня Шубин.
Светлана Полушевич ему понравилась. Тихая, тоненькая, и глаза у нее очень красивые, огромные и лучистые. И вообще. Сразу видно — человек интеллигентный, вой поднимать не стала, кричать, реветь по-бабьи. Умница, одним словом.
— Вы идите, собирайтесь, а мы вас на улице подождем, — решил капитан.
— Это он. Это Гена, — глядя на неживое, словно вылепленное из воска, лицо мужа, проговорила Светлана.
Это было жутко. Гена, ее Гена, с которым они еще вчера утром ругались из-за того, кто поведет Иришку в садик, с которым решали, какие лучше обои поклеить в гостиной, которого она целовала, обнимала, с которым прожила столько лет, лежал теперь неживой, неподвижный, какой-то сине-прозрачный. Пугающий, чужой.
Света покачнулась и почувствовала чью-то крепкую, поддержавшую ее руку.
— Пойдемте на воздух.
— Как это случилось? — вдохнув нашатырь и придя в себя, спросила Светлана на улице, стоя возле облупившейся стены морга.
— Его выловила сегодня рано утром команда буксира за мостом Лейтенанта Шмидта.
— Как он попал в воду?
— Мы не знаем. Судя по всему, ваш муж не ночевал дома. Вы знаете, где он был этой ночью? — подводя Светлану к скамье возле старого развесистого клена, спросил капитан.
— Я не знаю, — покачала она головой.
— А вас не беспокоило, что муж не пришел ночевать? Это было нормальное явление в вашей семье? — стараясь не показать неодобрения, спросил Сергей Владимирович.
— Нет. Но в последнее время такое случалось несколько раз, — словно нехотя, проговорила Светлана.
— Светлана Егоровна, уже поздно, вы пережили тяжелое потрясение, мы искренне вам сочувствуем, но все же соберитесь и расскажите нам все, что знаете о том, где и как ваш муж провел прошлую ночь. Это необходимо нам, чтобы установить обстоятельства гибели вашего мужа, — твердо, официальным настойчивым тоном проговорил капитан. Люди иногда его удивляли, а иногда откровенно сердили.
Своим легкомыслием, лживой трусостью, ложной стыдливостью, по-детски безответственным отношением к жизни. Иногда их хотелось хорошенько встряхнуть, как сейчас Светлану Полушевич.
— Если вам неудобно разговаривать на улице, мы сейчас проедем к нам и проведем допрос в кабинете, как полагается, — припугнул молодую вдову Сергей Владимирович под неодобрительным взглядом Сани Шубина. Тоже мне, поклонник балета нашелся.
— Нет, нет. Я расскажу. Извините, я… Просто не знала, как сказать. Но я, правда, не знаю, где точно он был. — Вскинула на капитана свои удивительные лучистые глаза Светлана, и его суровое сыщицкое сердце слегка дрогнуло. — Понимаете, в последнее время у Гены появилось увлечение. Точнее, даже страсть. Он стал играть в карты.
— В карты? — удивленно проговорил Саня Шубин. — На деньги? В какой-то компании? — Сергей Владимирович от такой несдержанности чуть кулаком в бок ему не дал.
— Ну да. Это началось совсем недавно, несколько недель назад. Он через знакомых познакомился с компанией. Эти люди собираются и играют в карты на деньги. Где они собираются, я не знаю. Сперва он скрывал от меня, где бывает, говорил, что задержался у друга на дне рождения, потом помогал кому-то на дачу холодильник перевозить и заночевал там, и еще что-то врал. Мы ссорились, наконец я пригрозила разводом, и он рассказал про карты. Он был там всего пять раз. Сначала даже не играл, просто смотрел, — рассказывала Светлана, постепенно успокаиваясь. — Я верила ему, потому что Гена он очень… не жадный, нет. Но прижимистый, что ли. В общем, очень осторожный с деньгами. Не любит ими сорить. Ему было просто любопытно, он же не игрок. Мне, конечно, его новое увлечение не нравилось, он каждый раз обещал, что больше туда не пойдет. А потом, неделю назад, он вернулся домой среди ночи, весь светится. Меня разбудил, достал из серванта бутылку шампанского. Сказал, что выиграл. — Глаза Светланы Егоровны словно погасли. — Это была очень крупная сумма, почти пять тысяч.
— Сколько? — внезапно охрипшим голосом спросил Шубин.
— Почти пять тысяч, — жалобно повторила Светлана. — Гена страшно радовался, говорил, что теперь мы можем или дачу купить, или новую «Волгу» взять. Он радовался, а я испугалась. Мы снова поругались. Я говорила, что такие шальные деньги просто так не даются. Что его теперь могут убить, или посадить в тюрьму, или еще что-то плохое случится. Я сердцем чувствовала, что это очень плохо. — По лицу Светланы полились крупные слезы.
— И что же ваш муж? — поторопил капитан, боясь, как бы со свидетельницей не началась истерика.
— Он пообещал больше туда не ходить. Но спустя три дня снова не пришел ночевать, а вернулся домой опять с деньгами. И знаете, что он мне рассказал? — неожиданно перестав плакать, резко спросила Полушевич.
— Нет.
— Он мне сказал, что слышал, как моя мать, она живет с нами, показывала нашей дочке, Ирочке, ей пять лет, старинную шкатулку. Она нам от отца досталась. Я его никогда не знала, он умер еще до моего рождения. Не знаю, что он сделал, но мама никогда про него не говорит и каждый раз злится, если я про него спрашиваю. Мне даже отчество от чужого человека досталось, — с обидой проговорила Светлана Егоровна.
