— Кажется?
— Нас он с ней не знакомил и даже специально о ней не рассказывал, но несколько раз случались такие ситуации, когда он, уходя из компании, объяснял, что его ждут. На вопрос, кто — отшучивался. Когда ему звонили по телефону, отходил в сторонку. Такого с ним прежде тоже не случалось. Всех своих подруг он тащил в нашу компанию, по телефону разговаривал на любые темы без всякого стеснения. А тут такие перемены. Мы даже стали подумывать, не собрался ли Илья жениться.
— А я как-то раз, выходя из туалета, случайно услышал, что он разговаривает с какой-то Ксенией, — внес свой вклад Рябов. — Заметив меня, он отошел подальше в сторону и стал говорить тише.
— И вы полагаете, что подобное поведение свидетельствовало о серьезности его намерений?
— Мне кажется, да, — кивнул Борисов. — А с чего бы он стал ее прятать?
— А может, это были деловые отношения. А не любовные? — предположил капитан.
— Это вряд ли. Во-первых, Илья никогда не перерабатывал, во-вторых, какие у него могли быть деловые переговоры в девять вечера и позднее. А в-третьих, в последнее время он так увяз в картах, что, по-моему, вообще на работе не появлялся. У них даже, насколько знаю, с компаньоном конфликт вышел. Тот сейчас в Испании живет, Никита Збруев. Так вот он даже собирался в Россию приехать, чтобы с Ильей вопрос решить.
— А какой именно вопрос?
— Илья не очень на эту тему распространялся, но, мне кажется, Никита хотел либо бизнес поделить, либо выкупить долю Ильи.
— А что думал на сей счет Колесников?
— Ему, понятное дело, такой расклад не нравился, — отхлебывая пива из только что принесенного бокала, проговорил Рябов. — При данном положении вещей Илья жил своей жизнью, Никита тянул бизнес, а Илья только бабки собирал. А раздели они компанию, и что? Или продай Илья свою долю? Деньги закончатся, рано или поздно, и как быть дальше? Работать Илюха уже отвык.
— Значит, он был категорически против продажи фирмы и продавать-выкупать свою долю тоже не желал?
— Ага.
— А что за человек его компаньон, вы были с ним знакомы?
— Да, встречались лет пять-семь назад. Может, и позже, у Ильи в гостях. Нормальный парень, серьезный. Без него Илье собственный бизнес было бы не потянуть, но и Никита без него на том этапе не справился бы. У Ильи был дар очаровывать людей. Клиентскую базу конторе он наработал.
— Да он вообще был не дурак, только очень избалованный, разболтанный какой-то, — неожиданно серьезно проговорил Рябов. — Не умел он дело от отдыха отделять, все ему смешать хотелось, а если не выходило, задвигал дело. Честно говоря, когда у него эта Ксюша появилась, я даже обрадовался. Думаю, серьезная, видно, баба, может, возьмет его в руки, встряхнет как следует, а то он у нас совсем куда-то под гору покатился.
— В смысле?
— Ну, нам всем уже по тридцатнику стукнуло, — пояснил Даниил Борисов. — Пора подводить какие-то итоги, двигаться дальше. Да, сегодня вы нас застали в середине рабочего дня, с бокалами пива, перед экраном, но все же, поверьте, оба мы работаем, никто нас не содержит. У каждого из нас есть свой план на жизнь, и, хотя мы позволяем себе расслабиться и повеселиться время от времени, с каждым годом мы все меньше тратим на это время. Я, например, скоро женюсь. У Николая произошли серьезные перемены на работе, больше ответственности, больше нагрузки, а Илья, он словно застрял в прошлом. Словно ему навсегда двадцать пять. Да, он достиг многого, у него был стабильный доход, хорошая квартира, машина, но все это уже есть, надо двигаться дальше, а он…
— Да, жалко Илюху, — печально кивнул Рябов. — Земля ему пухом. Обидно, что он словно не жил, а дурачился. Вот сейчас наиграюсь, повзрослею, и уж тогда… А тогда не случилось.
— Да, жаль.
— Ксюшка, где перстень? Я же знаю, что это ты взяла! — Ирина маленькая, жилистая, как все балерины, с натянувшимися на шее от злости жилами ходила по пятам за сестрой. — Ты понимаешь, что это семейная реликвия? Ты не имеешь права единолично ею распоряжаться! Ты вообще не имеешь права трогать ее без маминого разрешения!
— А ты что, к ней в сторожа записалась? Рычишь, огрызаешься, скоро кусать начнешь, — с обидной насмешкой проговорила Ксения, выходя из комнаты.
— Ксюша, это не шутки, ты знаешь, что это за вещь, я уж молчу, сколько она стоит, — зудела, не переставая, Ирина, так что Ксении пришлось демонстративно заткнуть уши.
Ну, кто и когда вдолбил этой зануде, что восемь лет разница и близкое родство — достаточный повод для того, чтобы совать нос в чужую жизнь? Отбойный молоток, а не человек! А наивная публика считает балерин этакими эфирными созданиями. Впрочем, нет. Так считала публика времен Пушкина, сейчас у народа иллюзий вообще не осталось, сплошной прагматизм.
— Ира, если ты сейчас замолчишь и покинешь мою квартиру, я, так и быть, положу перстень на место, может, даже сегодня, а может быть, завтра. Мама вообще ничего не заметит, он ей никогда не был нужен, и, если ты не будешь совать нос не в свое дело, все само собой решится.
— А если буду, то что? — Иринино напряжение достигло пика, Ксении показалось, что шея у сестры сейчас не выдержит напряжения, и натянутые сверх меры жилы лопнут, как перетянутые струны.
— Ир, выдохни, побереги здоровье, — сжалилась над сестрой Ксюша. — Верну я завтра перстень, угомонись.
— Ты уверена? Ты же помнишь, что это за вещь, какими бедами она грозит? Кому ты его дала? — уже спокойнее, сдержаннее проговорила Ирина.
— Никому.
— Ксюша, не ври мне! — впиваясь взглядом в сестру, словно вурдалак в свою жертву, воскликнула Ирина. — Ведь сама бы ты его не стала использовать, ты же не дура, правда?
— Ира, ты в детстве наслушалась бабушкиных сказок сверх меры, — примирительно проговорила Ксюша, ускользая от сестры обратно в комнату.
— Это не сказки, ты прекрасно знаешь. Из-за него отец погиб. Кому ты его давала?
— Хорошему знакомому, не сходи с ума, он умный порядочный человек, ни с ним, ни с перстнем ничего не случилось.
— Ох, какая же ты все-таки дура. Тридцать лет, опять связалась с сомнительным типом. Ну, найди ты себе спокойного, надежного мужика, о ребенке подумай, ему отец нужен.
— Ир, ты опять за поучения? Ну, уймись ты, я взрослая женщина, с кем связываться, а с кем нет, в состоянии решить. Ты своей жизнью займись, чего у тебя там, гастроли, премьеры? Детьми займись, а со своей жизнью я уж как-нибудь разберусь, — подталкивая сестру к дверям, настойчиво выговаривала Ксюша.
— Разберешься? Тогда почему мать все время с Лизой нянчится, по занятиям ее водит? Почему не ты?
— Потому что я работаю, а мать на пенсии, скучно ей, а твои дети в такой опеке не нуждаются, и потому что она мне помочь хочет. А ты что, ревнуешь, как в детстве? — умышленно надавила на больное место Ксюша, Ира ожидаемо вспыхнула и сама ринулась в прихожую.
