– Повитуху? – повторила я, предчувствуя, что очередной приступ боли вот-вот опять лишит меня сил. – Неужели Алисы еще нет? Только она может помочь мне. Где же она, где?
И тогда память вернулась ко мне. Я же сбежала из Ланкастера, чтобы заехать к Джону Фаулдсу и взять у него показания, ведь сегодня состоится суд, и Алиса сейчас ждет его в подземелье замка, а я лежу здесь, истекая кровью, и это означает только одно… Моя земная жизнь скоро закончится, так же, как и ее. Истошный утробный вопль зародился где-то в глубине моего естества, и я в отчаянии закричала:
– Алиса! Я должна ехать в Ланкастер на ассизы. Неужели я проспала?
– Госпожа, ваш муж уже в пути, он вот-вот приедет, и доктор тоже, и повитуха.
В темных глазах Джеймса пламенел ужас.
– Где мое платье? Принесите мне платье.
Кто-то из слуг – не Джеймс – принес мне его, подняв с пола, где оно валялось смятое, испачканное землей и пропитанное дождем и кровью.
– Сумочка… откройте сумочку.
Я не смогла достать ее сама; меня скрутил очередной приступ боли, и, приподнявшись на локтях, я изо всех сил сдерживала слезы и старалась не смотреть на кровь, покрывавшую мою рубашку и простыни. Но я выглядела столь плачевно, что никто не знал, что делать, и меньше всего я сама, но уж если мне суждено умереть в этой кровати, мне хотелось хотя бы покидать этот мир, держа руку своего мужа, ведь я по-прежнему любила его, и все уже простила, и надеялась, что он тоже простит меня. Из складок испорченного платья извлекли сумочку и сложенные листы бумаги, и я, выхватив их из женской руки – одной служанки с кухни, – издала возглас облечения, увидев, что они совершенно сухие, их защитила подкладка сумочки.
Но облегчение вытеснили очередные приступы давящей боли, она накатывали на меня снова и снова нескончаемой чередой, откатываясь лишь ненадолго, кто-то протирал мне лицо влажной салфеткой, и советовал успокоиться и уснуть, но это была не Алиса, она все еще не пришла.
– Алиса невинна. Я виделась с Джоном Фаулдсом, – пробормотала я и услышала в ответ:
– Ш-ш-ш, я знаю, я знаю.
Наверное, я уснула, но, пробудившись, мгновенно исполнилась жуткой тревоги. Помню, что увидела Ричарда, его всеобъемлющая и мощная аура заполнила весь мир, словно сам король явился в мою спальню.
Он припал ко мне, держа меня за руки. Его лицо было мокрым.
– Мое маленькое призрачное видение, что же вы натворили?
Я смутно осознавала присутствие рядом с ним другой крупной женщины, внушительной наружности с розовым лицом, и с ужасом подумала, что вернулась мисс Фонбрейк. Однако Ричард сообщил мне, что он привез повитуху из Клитер, и она будет…
Но я уже не слушала, меня так успокоило его присутствие, что произошло нечто странное, я словно витала в приятных грезах. Но внезапно вспомнила, что должна отдать ему нечто важное… нащупав на кровати бумаги, я доверила их Ричарду.
– Ричард, вы должны срочно ехать, должны огласить эти документы на ассизах.
Во рту у меня пересохло, и мой слабый голос срывался.
– Что это?
– Ричард, умоляю, выслушайте меня. Эти показания могут освободить Алису. – Очередная стрела боли пронзила меня, словно раскаленная в печи кочерга. – Вы должны выступить и настоять, чтобы судьи их прочитали, и сами огласить их. Это мое свидетельство, и показания Джона Фаулдса.
Моя голова закружилась, перед глазами возникла пелена.
«Ее земная жизнь завершится».
– Ничего подобного, Флитвуд, я должен быть здесь, с вами.
– Вы должны сделать это! – срывающимся голосом воскликнула я. – Освободите ее, Ричард! Освободите ее! Только она способна спасти меня, и только я могла бы спасти ее!
– Довольно, успокойтесь!
Его голос, подобно голосу Бога, гулко разносился по какой-то огромной темной пещере, ибо реальность моей спальни и всего прочего осталась позади, и меня уже увлекало в ее бесконечный мрак. Я полагала, что пережила уже самые мучительные боли, но оказалось, что я познала лишь малую их толику, и самое худшее еще впереди.
Мою плоть пронзали острые ножи. Меня накрывали огненные волны. Крепкие цепи приковали мое тело к кровати, и все мои попытки подняться заканчивались неудачей. Мои конечности раздулись от воды. Незримый меч рассек меня пополам от самого черепа. Каждая клеточка моего тела вопила от боли, одуряющей и немой боли, лишившей меня даже голоса. Вода, мне нужна вода. Вода погасит огненные языки, лизавшие мою спину. Я вся объята огнем. Я умираю, должно быть, я уже умерла и попала в ад. Я еще чувствовала, как между моих ног струится какая-то жидкость, потом тьма вновь поглотила меня, милосердно окутав плотным черным плащом.
– Флитвуд.
– Флитвуд.
– Флитвуд.
До меня смутно доносился исполненный любви и печали потрясенный голос. То ли женский, то ли мужской голос призывно произносил мое имя. Боль… я стала воплощением боли, она заполнила все мое существо, став неотъемлемой спутницей оставшейся мне жизни. И вновь меня накрыл мрак, благодатный мрак бесчувствия.
Моей руки коснулся теплый мех. И, даже не открывая глаз, я догадалась, кто навестил меня. Около моей кровати стояла лиса, глядя на меня своими большими янтарными глазами. Казалось, она отчаянно хочет что-то сказать мне.
Я рассмеялась и спросила:
– Что случилось?
И тогда произошла на редкость странная вещь: лиса открыла свой рот и произнесла женским голосом: «Honi soit qui mal y pense».
Стыд тому, кто дурно об этом подумает.
* * *
Я так долго пребывала во мраке, что уже забыла, как выглядит свет. Однако мои глаза разглядели огоньки свечей, подобные жемчужинам на черном бархатном платье. Прохладная рука на моей голове выдернула меня из мрака. Рука света, но тьма еще тянула меня назад за ноги и за руки.
«Нет, я хочу остаться на свету!»
Я попыталась отмахнуться от мрачной пелены, сосредоточившись на прохладной ладони – или это было влажное полотенце? – на моей голове, словно она привязывала меня к земному миру, выдергивая из поглощавшего неистового огненного шторма.
– Тужьтесь, – произнес голос, – вам нужно тужиться.
Белый чепец. Выбившаяся из-под него волнистая прядь золотистых волос. Эта девушка заблудилась в лесу с тушками кроликов. Как же ее звали?
Очередная волна боли окатила меня, и на излете я напряглась, пытаясь вытолкнуть ее из своего тела.
– Тужьтесь!
Что-то выплеснулось, и вода хлынула из меня, как из перевернувшейся рыбной бочки. Волна накатила вновь, медленно нарастая и разбиваясь на мелкие обжигающие брызги, и я напрягалась все сильнее, сильнее и сильнее… казалось, что с очередной попыткой напряжения я просто взорвусь.
– Когда боль снова придет, вытолкните ее!
