— Великий визирь Османской империи настоял. Он на этом канале свихнулся.
— Ладно, буду отдыхать.
— Потрапезничать не желаешь? Лидуха-то Горбуна оказалась знатной стряпухой.
— Пошто костры разводили без спросу?
— Да один всего, и в подвале. К тому же я проверял, куда дует ветер. В поле, в сторону Каратука, а там сотня казацкая. Но костер уже потушили. Похлебку Лидуха сварганила, пальчики оближешь. Принести?
— Нет, Гордей, благодарствую, не хочу. Спать буду. Кто знает, что нас завтра ждет.
— Завтра разведку большую к переволоке послать надо.
— То ведаю, пошлем. Я об обозе беспокоюсь. Там и порох, и заряды для пищалей, стрелы, луки, провизия. Той, что в сумах имеем, надолго не хватит. Да, Гордей, ты глянул селение?
— Само собой!
— Колодцы есть?
— Больше высохшие, но есть и с водой. Один недалече, и вода там чистая.
— Добре.
— Ну, тогда покойной ночи тебе, князь.
— Покойной, Гордей!
— Если что, Власа зови, он со мной, рядом.
— Да. Ступай.
Когда Бессонов ушел, князь прилег, сняв рубаху и сапоги. Саблю поставил рядом, доспехи в изголовье под палицу. И вроде хотел спать, а уснуть не мог. Думал об обозе. Даже с охранным десятком казаков слишком мал он был, чтобы пробиться к Галурмаку и Карачуку, если османы или крымчаки вышлют в поле разъезды. Думал он и об Ульяне, и о сыне Владимире. Так как сон все не приходил, поднялся и вышел на улицу. Тут же подскочил сын Бессонова:
— Чего-то треба, князь? Если по нужде, то отхожее место через два двора на восток.
— А ты, Влас, чего не спишь?
— Спал, услышал, ты проснулся, и я встал.
— Чутко спишь.
— Это да, от любого шороха просыпаюсь. В походе-то хорошо, а на Москве худо, и сам встаю, и родню бужу.
— Надо тебе отдельный дом ставить.
— На что он мне без бабы?
— Так найди.
— Легко сказать.
— Я тебя сосватаю.
— Не-е, воевода, при всем моем уважении к тебе, девицу в жены выбирать сам буду, — улыбнулся Влас.
— И правильно. Отдыхай. Я пройдусь по селению.
Проверив посты, воевода вернулся в хату и после ночной прогулки уснул крепким сном. А в тридцати верстах от Галурмака в большом овраге встали на ночевку перед последним переходом обоз и охранный десяток казаков.
Глава четвертая
Наутро после молитвы и трапезы Савельев вызвал к себе назначенного гонцом к казацкой сотне Петра Баталова.
— Долгих лет, князь! — явившись, поздоровался тот.
— И тебе также. Бери коня и скачи в Карачук, передай сотнику, дабы с десятком ертаула прибыл сюда.
— Уразумел. Пошел.
— Осторожней!
— Да тут ворога нет.
— Сейчас нет, через время малое может объявиться. Не забывай, мы в каких-то пяти верстах от дороги, по которой турки и крымчаки гонят рабскую силу.
— О том помню.
— Иди, да поживей, Малюга дюже нужен мне.
— Угу, ушел!
Скоро прибыл Малюга с ертаульным десятком под началом Михайло Перелыги. Поприветствовав воеводу, сотник спросил:
— Будем план разведки отрабатывать?
— Да, — ответил Савельев, — пройдем в мою комнату. Она небольшая, но вполне подходящая.
— Кого взять с собой? — поинтересовался Малюга.
— Да десятника и того хватит. Я возьму помощника. А хлопцы твои могут пройтись по селению, ратники будут рады видеть казаков.
— Лишь бы вина не предложили.
— У нас нет вина.
— И добре, а то жди потом, когда проспятся.
— У вас же крепкая дисциплина.
— Так к выходу они будут готовы и сделают дело, как след. Просто у нас, князь, вольница.
— Ладно, идем.
Малюга окликнул Перелыгу, Савельев — Бессонова, и все прошли в комнату воеводы. Туда же Влас притащил только что сделанный им стол и пару лавок.
— Когда успел? — удивился Савельев.
— Велика забота, стол да лавки соорудить.
— Молодец, хвалю. Будь у комнаты моей, понадобишься, позову.
— Слушаюсь, Дмитрий Владимирович!
С сотником и ертаулом прибыли и гонцы, Демид Бочаров и Григорий Тусак, те для того, чтобы лучше прознать пути от Карачука до Галурмака и обратно. Сейчас они бродили в поле, смотрели балки, заросшие бурьяном земли.
Отрядные начальники сели на лавки. Савельев развернул свиток-карту, положил рядом уголек:
— Смотрите сюда, други, — указал он на прибрежные селения в самом начале переволоки. — Это с юга — Карандар, это с севера — Самак. Крупные села, в них стоят команды судов, также гребцы-невольники, потому как оба селения имеют причалы для галер и других судов. Переволока идет на восток. В десяти верстах по ней на северной стороне большой холм. Назовем его Черным.
— Пошто Черным, а не зеленым? — удивился сотник. — Холмы тут покрыты кустарником. Про то, что возле него османы и крымчаки — черные людишки?
— Мыслю, до холма — первый участок роющегося канала. Нам надо провести разведку в Карандаре, получится в Самаке по берегу возле них и по переволоке до холма. След провести разведку и дневную, и ночную. До переволоки прямо около десяти верст, конными пройти быстро. Но всю ораву, я имею в виду ертаул да тех людей, что пойдут от дружины, высылать глупо. Полтора десятка татары могут заметить. И тогда… но не будем об этом. Я решил разделить ертаул на три отряда. В первый войдет десятник Перелыга, от нас — Гордей Бессонов и трое разведчиков сотни. Этому отряду след идти к началу переволоки, к Карандару, смотреть селение, причалы, определить места содержания рабов, размещения турок, крымчаков, команд судов. Последние считать. Глядеть, как они ходят по Дону. Делают ли стоянку для отдыха или возвращаются, сбросив груз. Путь первого отряда — отсюда на северо-запад к берегу в полуверсте от Карандара. Там оборудовать место, откуда вести разведку. Отряду след посмотреть и южную околицу Самака, причалы того селения. По этому вопросы какие есть?
— Ответствуй, Михайло, — посмотрел на Перелыгу Малюга.
— Нет у меня вопросов, все ясно… хотя… кто старшим в отряде будет?
— Гордей Бессонов, — ответил Савельев. И, заметив, как казаки переглянулись, улыбнулся: — Не по нраву? Ничего, будет так, как я сказал.
— Ну, твой помощник так твой помощник, я за старшинство не держусь, — пожал плечами Перелыга.
— Извините, казаки, но и в других отрядах старшими будут воины дружины, — добавил воевода.
