В тонких чертах Чжо Юнь сквозила какая-то мягкость, и, хотя ни мелких морщинок, ни дряблой кое-где кожи было уже не скрыть, всё в ней выдавало барышню из знатного рода. «Такие легко увлекают мужчин, — размышляла Сун Лянь, — да и женщины вряд ли могут относиться к ней с большой неприязнью». Вскоре она уже называла Чжо Юнь «сестрицей».
Из всех трёх жён в усадьбе Чэнь ближе всего жила Мэй Шань, но с ней Сун Лянь встретилась последней. Сун Лянь уже была наслышана, какая та писаная красавица, поэтому только и думала, как бы увидеть её, но Чэнь Цзоцянь не соглашался сходить к ней вместе. «Ведь это рядом, — говорил он, — вот и ступай сама». «Так я ходила, — отвечала Сун Лянь, — но служанка сказала, что госпоже неможется, и закрыла передо мной дверь». На это Чэнь лишь хмыкнул: «Как не в духе, так сразу сказывается больной». И добавил: «Всё мечтает меня под себя подмять». «И ты позволишь?» — не удержалась Сун Лянь. Тот лишь отмахнулся: «Держи карман шире, никогда бабе сверху мужика не быть».
Как-то прогуливаясь, Сун Лянь подошла к северному флигелю. На окне Мэй Шань из-за сетки выбивались занавески из розового тюля; изнутри доносился аромат цветов. Сун Лянь чуть приостановилась у окна и, не удержавшись, — её так и подмывало глянуть хоть одним глазком, — затаила дыхание и легонько отогнула край занавески. От испуга у неё чуть сердце не выскочило: за занавеской стояла Мэй Шань и тоже смотрела на неё. Лишь на мгновение их взгляды встретились, и Сун Лянь в панике бросилась прочь.
К вечеру к Сун Лянь пришёл Чэнь Цзоцянь, чтобы провести у неё ночь. Она раздела его и хотела надеть ночную рубашку, но Чэнь заявил, что ему нравится спать голым. Сун Лянь тут же отвела глаза, пробормотав:
— Как угодно, но лучше бы надеть, а то и простудиться недолго.
— А то тебя беспокоит, что простужусь: небось боишься мою голую задницу увидеть! — хохотнул Чэнь.
— Это я-то боюсь! — повернулась к нему Сун Лянь. Щёки её пылали. Впервые её глазам предстало тело Чэнь Цзоцяня: худой и долговязый, как журавль, а его естество напряжённо выгнулось тетивой лука. У Сун Лянь аж дыхание перехватило:
— Что ж ты тощий-то такой?
— Они вот так иссушили. — Чэнь забрался на кровать и юркнул под шёлковое стёганое одеяло.
Сун Лянь потянулась, чтобы погасить лампу, но он остановил её:
— Не надо. Хочу посмотреть на тебя. А то без света ничего и не увидишь.
Она погладила его по лицу:
— Как угодно. Всё равно я в этом ничего не понимаю. Как скажешь.
Сун Лянь казалось, что она падает с какой-то горы в мрачную пропасть, было больно, кружилась голова и в то же время ощущалась какая-то лёгкость. И странное дело: перед глазами беспрестанно маячило лицо Мэй Шань, это бесподобно красивое лицо тоже скрывалось во мраке.
— Странная она какая-то, — проговорила Сун Лянь.
— О ком это ты?
— Да о третьей госпоже. Стоит за занавеской и наблюдает за мной.
Чэнь снял руку с груди Сун Лянь и прикрыл ей рот:
— Не надо сейчас. Помолчи.
Как раз в это время в дверь негромко постучали. Оба вздрогнули. Глядя на неё, Чэнь мотнул головой и погасил свет. Через какое-то время стук повторился. Разъярённый Чэнь вскочил.
— Кто там стучит?! — заорал он.
— Третья госпожа больна, — донёсся из-за двери робкий девичий голос. — Просит господина прийти.
— Врёт, опять врёт. Возвращайся и скажи, что я уже сплю.
— С третьей госпожой дело серьёзное, — добавила девушка за дверью. — Она вообще-то не хотела, чтобы вы приходили: говорит, что скоро умрёт.
Чэнь присел на кровати и задумался.
— Опять она со своими уловками, — бормотал он под нос.
При виде такой растерянности и нерешительности, Сун Лянь подтолкнула его:
— Иди, иди, помрёт ещё на самом деле — хлопот не оберёшься.
В тот вечер Чэнь не вернулся. Сун Лянь напряжённо прислушивалась, но со стороны северного флигеля не доносилось ни звука, будто ничего и не произошло. Лишь ночная птица издала несколько трелей на ветке гранатового дерева, оставив далёкий жалобный отзвук. Сун Лянь так и не уснула: разочарование ещё держит на плаву, а потом погружаешься в печаль. Встав рано утром и занявшись туалетом, она заметила, что с лицом произошла какая-то глубокая перемена: вокруг глаз легли чёрные круги. Сун Лянь уже знала, что за штучка Мэй Шань, но, увидев выходящего из северного флигеля Чэня, всё же подошла, справилась о её здоровье и спросила, вызывали ли третьей госпоже врача? Чэнь неловко мотнул головой, вид у него был очень утомлённый, и говорить он ничего не захотел: просто взял руку Сун Лянь в свою и слегка сжал.
* * *
Сун Лянь выдали за Чэнь Цзоцяня после года учёбы в университете. Причина была проста: чайная фабрика, на которой её отец работал управляющим, обанкротилась, и денег, чтобы возмещать расходы, не стало. На третий день после того, как Сун Лянь, бросив учёбу, вернулась домой, она услышала громкие крики родственников на кухне. Прибежав, она увидела отца, который лежал, навалившись наискосок на раковину, и расходившуюся в воде пузырями кровь. Отец вскрыл вены на руке и легко ступил на тропу к Жёлтому источнику.
[2] Никогда не забыть охватившее её тогда отчаяние: она поддерживала холодное, как лёд, тело отца, а сама похолодела ещё больше. Несмотря на навалившуюся беду она ни разу не всплакнула. После случившегося раковиной довольно долго никто не пользовался. А Сун Лянь по-прежнему мыла там голову. Присущей девушкам необъяснимой робости и страха у неё не было, и подходила она ко всему реалистически. Отец умер, придётся обеспечивать себя самой. Там, у раковины, расчёсывая волосы после мытья, Сун Лянь хладнокровно обдумывала будущее житьё. Поэтому когда мачеха без обиняков предложила ей на выбор — идти работать или выходить замуж, — она равнодушно ответила: «Конечно, замуж пойду».
— За простого или за богатого? — не отставала мачеха.
— Ясное дело, за богатого, чего и спрашивать.
— Так ведь не одно и то же. К богатому в дом — значит наложницей.
— А как это — «наложницей»?
Мачеха задумалась:
— Ну, значит, репутация будет подмочена.
— Что такое репутация? — холодно усмехнулась Сун Лянь. — Таким ли, как я, задумываться о репутации? Вам всё одно сбывать меня с рук, так уж, если остались какие-то чувства к отцу, продайте хорошему хозяину.
Выйти к пришедшему на смотрины Чэнь Цзоцяню она не пожелала, а заперлась и лишь бросила через дверь: «Встретимся в европейском ресторане». «Студентка всё-таки, — подумал Чэнь. — Должно же в ней быть что-то особенное». И, заказав в европейском ресторане два места, он стал ждать. День был дождливый. Раздвинув занавеси, Чэнь стал смотреть через окно на улицу, окутанную дымкой измороси. В душе царила какая-то новизна и тепло, чего не было ни с одной из трёх жён. Когда Сун Лянь величаво вошла, держа в руках шёлковый зонтик в мелкий цветочек, он радостно улыбнулся. Такой он её и представлял — красивой и чистой. А она, оказывается, ещё и такая молоденькая. Не забыть, как, усевшись напротив, она достала из сумочки целую пригоршню маленьких свечек.
