— Барин, сегодня ваш день рождения, а возможности мои невелики. Дарить золотые кольца и шубы мне не по карману, поэтому хочу сделать дополнительный подарок.
С этими словами она подошла к нему, обняла за шею и поцеловала. А потом ещё раз. За столом все замерли, глядя на Чэнь Цзоцяня. Тот побагровел и вроде хотел что-то сказать, но промолчал. В конце концов, он лишь оттолкнул Сун Лянь и строгим голосом произнёс:
— При людях можно вести себя и поприличнее.
Оттолкнуть её у него вышло очень естественно. Сун Лянь же ничего подобного не ожидала. Она стояла в совершенной растерянности и, широко открыв глаза в недоумении смотрела на Чэня. Потом поняла, что произошло, и закрыла руками лицо, чтобы никто не видел хлынувших слёз. И побрела прочь, тихонько всхлипывая. Сидевшим за столом было слышно, как она бормочет:
— Что я не так сделала, ну что я опять не так сделала?
Стоявшие в стороне служанки тоже стали свидетелями разразившегося на праздничном ужине скандала и чутко уловили, что после этого жизнь Сун Лянь в доме Чэнь круто переменится. И когда двое из них пошли вечером к воротам снимать праздничные фонари, и одна спросила, к кому пойдёт барин на эту ночь, другая, подумав, ответила, что, мол, кто его знает, тут всё зависит от вкуса — разве угадаешь?
5
Они сидели друг напротив друга — Мэй Шань и Сун Лянь. Мэй Шань тщательно принаряженная, брови подведены, губы ярко накрашены, роскошная шубка небрежно брошена на колени. Сун Лянь же — вся расслабленная, будто только встала с постели. Зажав в пальцах сигарету, она смотрела перед собой ничего не выражающим взглядом и неторопливо курила. Необычным было то, что обе — и Сун Лянь, и Мэй Шань — сидели молча под тиканье настенных часов, обе наедине со своими заботами, как два стоящих рядом дерева.
— Эти два дня, я смотрю, настроение у тебя совсем никудышнее — месячные, что ли? — заговорила Мэй Шань.
— При чём здесь это? У меня как когда: бывает, и не знаешь, когда приходят, когда кончаются.
— Женщина ты неглупая, а в таких делах не разбираешься, — хмыкнула Мэй Шань. — В этом-то месяце были или нет? А что если забеременела?
— Ну, что ты, с какой стати!
— По правде говоря, у тебя очень может быть. Чэнь Цзоцянь в этом отношении молодец, да и талия у тебя вечером повыше стала. Правда, не вру.
— Ну, Мэй Шань, у тебя что на уме, то и на языке! — удивилась Сун Лянь.
— А что скрывать, даже если случилось такое? Ведь если с твоей помощью семья Чэнь не увеличится, жизнь тебя ждёт не сладкая. У всех у нас такая история.
— Всё это время Чэнь ко мне почти не заходил. Да и ладно, мне всё равно.
— Ну, это ты ещё во вкус не вошла. У меня-то не так, я ему прямо заявила: больше пяти дней у меня не появишься — сразу найду себе кого-нибудь. Я не вдова и так не могу. Ему-то у меня тяжелее всех приходится — и боится, и ненавидит, и хочет. А мне он нисколечко не страшен.
— Такая скука говорить об этом. Во всяком случае, мне всё это не интересно. Никак не могу понять, что же, в конце концов, представляет собой женщина, что она вообще такое — ведь она то как собака, то как кошка, то как золотая рыбка, то как мышка — ну, всё что угодно, только не человек.
— Только не надо так вот, изо всех сил, стараться убедить себя, что всё кончено. Не переживай. Пусть Чэнь и охладел к тебе, наверняка ещё придёт сюда. Ты же моложе нас всех, такая живая, образованная. Да он последним дураком будет, если предпочтёт Юй Жу или Чжо Юнь: они скоро в талии как бочки будут. Слушай, а вот ты поцеловала его при всех — ну, и как?
— Ну и зануда же ты! Ничего такого у меня и в мыслях не было. А говорила я только про себя.
— Ну, не переживай. Ерунда всё, он лишь корчит из себя добродетель, а в постели ему нравится, чтобы его не то что в губы, а вот куда целовали.
— Слушай, что за гадости ты говоришь! — поморщилась Сун Лянь.
— А давай пойдём вместе в театр Мэйгуй: приехал Чэнь Яньцю, он играет в пьесе «Слёзы среди диких гор». Пойдём, развеемся немного?
— Нет, не пойду, вообще никуда выходить не хочется. Тоска навалилась просто глыбой какой-то: как ни старайся, всё равно останется. Да и можно ли такую развеять?
— Ах, ты, оказывается, не можешь со мной пойти, — недовольно проговорила Мэй Шань. — А я столько времени с тобой проболтала!
— Да со мной-то какой тебе интерес, пусть лучше Чэнь с тобой идёт. А если ему некогда, тогда тот врач.
Мэй Шань замерла и как-то сникла. Схватив шубку и шарф, она вскочила, подошла вплотную к Сун Лянь и уставилась на неё. Потом выхватила у неё изо рта сигарету, швырнула на пол и растоптала.
— Ты мне эти шуточки брось! — завизжала она. — Сболтнёшь кому, мигом рот заткну. Не боюсь я вас, никого не боюсь! Пусть кто попробует навредить мне — чёрта с два у вас получится!
Фэй Пу действительно привёл своего друга, сказав Сун Лянь, что пригласил его учить её игре на флейте сяо. Она же пришла в крайнее замешательство, потому что с самого начала все эти разговоры всерьёз не принимала.
Сун Лянь пристально разглядывала этого учителя: светлокожий, стриженный ёжиком молодой человек, студент не студент, но бесспорно не без определённой доли стеснительности и сдержанности. Когда он назвал себя, оказалось, что он — третий сын из семьи Гу, здешних «шёлковых королей». Сун Лянь ещё из окна видела, как они шли, взявшись за руки, и это вызвало у неё какое-то новое, необычное чувство.
— Смотрю на вас — вы такие дружные! — поджав губки, хохотнула Сун Лянь. — Никогда не видела, чтобы двое взрослых мужчин ходили за ручку.
Фэй Пу, похоже, немного смутился:
— Так мы с детства знакомы, в одном классе учились.
«Сынок-то из семьи Гу, гляди-ка — ещё больше зарумянился. Что-то в нём, этом учителе, есть, — думала Сун Лянь. — Ещё не встречала мужчин, которые чуть что — сразу краснеют».
— До таких лет дожила, а хорошего друга не нашла, — проговорила она.
— Неудивительно, — подхватил Фэй Пу. — На вид ты такая замкнутая и высокомерная, что не так-то просто найти к тебе подход.
— Ну, это ты зря. Я и в самом деле замкнутая, но отнюдь не высокомерная. Чтобы быть высокомерной, какой-то капитал иметь нужно. А мне с каких капиталов нос задирать?
Из обтянутого бархатом футляра Фэй Пу извлёк флейту.
— Вот, дарю. Когда-то мне её подарил Гу, и я, можно сказать, «подношу Будде цветы из чужого сада».
Приняв флейту, Сун Лянь взглянула на Гу. Тот с улыбкой кивнул. Сун Лянь поднесла её к губам и дунула наудачу, чтобы извлечь какой-то звук:
— Боюсь, ума не хватит научиться.
