– И не так, как ты думаешь. У противника всегда свои планы.
Леля засмеялась:
– Не поняла?
– Так твой папа говорил, когда объяснял, чем гражданский человек отличается от военного. Гражданский уверен, что все пойдет так, как он задумал, а военный знает, что у противника всегда свои планы, и в реальности будет все иначе. Ни твоя стратегия, ни врага, а что-то совсем другое.
– Ты помнишь?
– Конечно.
– Ладно. Тогда посмотрим, – сказала Леля мягко, и Стас решился.
– Лель, а скажи, пожалуйста: «Алло, вас не слышно».
– Так это ты был, гад?
– Ну скажи, скажи.
– Алло, вас не слышно.
– До завтра, Лелечка.
Когда он вернулся в кабинет, случайно задел кресло отца, и тот проснулся.
– Я не сплю, не сплю.
Стас повел рукой в сторону чистого ватмана и многозначительно кашлянул.
– Сейчас должно сдвинуться с мертвой точки.
– Папа, подумай, миллионы читателей ждут. Судья, милейшая, интеллигентнейшая женщина, только и мечтает взять в руки твою новую книгу, а ты дрыхнешь!
– Ничего подобного.
– И?..
Папа пожал плечами и предложил Стасу заночевать.
– Ладно, останусь. Давай тогда просто записывать все подряд, все, что думаем, любую ересь. Лучше потом вычеркнем, чем пялиться на пустой лист.
– Я знаешь чего думаю, сынок? – вдруг спросил отец. – Почему те люди дачу продали?
Стас, уже протянувший руку к графину, замер:
– Знаешь что, папа! Работать надо, а ты какую-то фигню в голове гоняешь. Самому не стыдно?
– Ну правда, Стас! Чего им не жилось на свежем воздухе? Двое маленьких детей, третий на подходе, в такой ситуации дача – это именно то, что доктор прописал, и вдруг продавать! Идиотизм какой-то!
– Мало ли…
– Нет, я понимаю, нашли бы там рассадник малярийных комаров или они узнали, что по соседству собираются делать свалку или цементный какой-нибудь завод, тут можно проследить логику. Но ведь ничего подобного, место шикарное, и становится только престижнее. Надо быть полным идиотом, чтобы отказаться от такой дачи.
– Ты думай лучше, о чем новую книгу писать.
– Это само собой, но вот заело у меня в голове, и ни туда, ни сюда.
– Наверное, им нужны были деньги на обмен с доплатой.
Папа засмеялся:
– Этот мужик был большая шишка в оборонке, а о таких родина заботится и создает им нормальные условия для работы. Им по десять лет в очереди на расширение стоять не надо.
– Тогда воспоминания, наверное, замучили этого Тиходольского. Представляешь, каково ему было проезжать мимо лагеря, ставшего причиной смерти сына?
Папа пожал плечами и сказал, что это убедительно, но целое лето Дмитрий с новой семьей как-то жил, как-то обуздывал свое горе и только на следующий год вдруг не смог. Логичнее, когда наоборот. Сначала не в силах находиться там, где был счастлив с любимыми людьми, а потом горе утихает, теряет остроту, и ты, наоборот, рад оказаться в знакомой обстановке и вспомнить счастливые минуты.
Стасу нечего было на это ответить. Он попросил отца выкинуть все чужие странности из головы и сосредоточиться на сюжете новой книги, но, естественно, сам больше не мог думать ни о чем другом, как о том, почему Тиходольские снялись с дачи.
К счастью, жизнь Стаса складывалась так, что он из близких потерял только бабушку. Он очень ее любил и тосковал по ней, но ему и в голову не приходило из-за этого обменять ее бывшую комнату в коммуналке. Подобная сентиментальность скорее подходит женщинам, да и вообще, тогда по этой логике Тиходольский должен был не только дачу продать, но и переехать на новую квартиру, потому что там его сын жил все время, кроме лета.
Или он остался бы одиноким горюющим вдовцом, отдал ребенка на воспитание бабушкам и дедушкам, а сам пошел вразнос, дачу продал, а деньги прогулял. Это понятно и разумно.
Но избавляться от дачи, когда у тебя трое детей – это действительно абсурдный поступок.
– Вот зачем ты мне сказал? – в сердцах воскликнул Стас. – Я теперь тоже зациклился, поздравляю тебя. Хрен мы сегодня что придумаем.
* * *
Кирилл взял на работе неделю отпуска без содержания, так называемую «запойную», и повез их с Егором на дачу.
Ирина блаженствовала. Ей ничего не позволялось делать, только гулять по участку или лежать в гамаке. Хозяйство под руководством Кирилла велось безалаберно, никаких супов и котлет в доме не было, а по утрам он ездил на велике на станцию за молоком и творогом, Егор гонял в хлебный ларек, иногда там выбрасывали сосиски, а если нет, то в летней кухне был изрядный запас армейской тушенки, которая в сочетании с молодой картошкой, укропом и малосольным огурчиком превращалась в божественное блюдо. Тем и жили.
После того как они поговорили с сыном, Егор воспрянул духом, забросил чтение и целыми днями носился с ребятами.
Когда Ирина думала, что могло произойти, если бы она и дальше ничего не хотела замечать, становилось дурно почти физически и хотелось придушить Ольгу Степановну.
Такая возможность вскоре представилась: бабка раздобыла где-то адрес Кирилловой дачи (ну как где-то, у Ирининой мамы, естественно) и явилась мириться.
– Ирочка, мы же свои люди, родные, – завела она, заметив, что Ирина не спешит открывать перед ней калитку, – ну давай поговорим спокойно, ты же не хочешь, чтобы Егор увидел эту безобразную сцену, как ты не пускаешь меня на порог.
Пришлось открыть.
Ольга Степановна решительно направилась к дому, по дороге рассмотрев участок во всех подробностях.
– Вот как, – она вошла на веранду и без приглашения уселась в любимое плетеное кресло Кирилла, – настоящие угодья у вас, оказывается.
– Да, дача хорошая. Что вы хотели?
– А где мой внук?
– Играет с детьми.
– Ты зря отпускаешь его одного с участка.
– Но тут везде родители или бабушки, – зачем-то начала оправдываться Ирина.
– Ирочка, ты совершенно напрасно обиделась на меня.
– Я на вас не обижаюсь, а всего лишь хочу оградить психику сына от ваших разрушительных действий.
– Но ты действительно вскоре будешь занята малышом и не сможешь уделять должного внимания старшему ребенку, а Кирилл твой… – Ольга Степановна многозначительно поджала губы, – возможно, сейчас тебе кажется, что он Егору как отец, но подожди, пока появится его собственный ребенок. Все моментально изменится, уж поверь мне. Егор из милого мальчика превратится в обузу и досадную помеху, которая только отвлекает ресурсы от его ребенка. У меня был знакомый, который женился на женщине с ребенком и не дал ей родить от себя, сказал, если что, то последний кусок я своему отдам. Да ты прикинь ситуацию на себя: был бы у Кирилла ребенок, ты хочешь сказать, что относилась бы к нему точно так же, как к Егору? Прямо вот не делала бы разницы?
