Дама решила, что ее оскорбили, и теперь она точно в своем праве, поэтому радостно прокляла Дмитрия и все его семейство.
Дачная жизнь бедна событиями, так что даже простая женская стычка в очереди за молоком становится горячей новостью. Ее долго обсуждали, решали, достоин Тиходольский проклятия или нет, потом вспомнили, что у дамы в роду были то ли цыгане, то ли кто-то еще, во всяком случае, глаз у нее точно черный, так что может и сработать.
Инна Семеновна посмеялась над дремучим населением поселка, верящим в то, что проклятие пожилой хамки может иметь силу, и благополучно забыла об этом инциденте на целый год, пока соседка не рассказала ей, что десятилетний сын Тиходольских скоропостижно умер от сальмонеллеза, эпидемия которого развернулась в соседнем пионерском лагере. Теоретически ребятам запрещено было общаться, но дырок в заборе никто еще не отменял. Пионеры гоняли в поселковый магазинчик за сигаретками, а больше за сладким вкусом приключения, а дачные дети просачивались на территорию лагеря, где тоже было много чего интересного.
Эпидемия шла вторую неделю, и все ребята болели примерно одинаково – высокая температура, пару дней рвоты и поноса и выздоровление. Поэтому когда у сына Тиходольских появились такие симптомы, мать не встревожилась, дала ребенку активированный уголь и решила продержать его денек на сладком чае с сухариками. Но к вечеру состояние ребенка ухудшилось, и через двое суток он скончался в местной больнице.
К сожалению, одна болезнь у разных людей протекает по-разному.
То ли мальчик был ослаблен, то ли генетически у него не сформировался правильный иммунный ответ, то ли достался особенно патогенный штамм – медики высказывали разные предположения, но родителям было от этого не легче.
Дачная общественность тоже выдвинула свою версию. По мнению местных дам, виновата была не администрация лагеря, нарушившая все санитарно-гигиенические нормы, не родители, позволявшие ребенку гулять где хочется и не объяснившие, что во время эпидемии кишечной инфекции есть можно только то, что дает тебе дома мама, и ничего больше, а перед едой обязательно вымыть руки с мылом. По-настоящему обязательно, а не как обычно.
Но все это, конечно, было ничто по сравнению с прошлогодним проклятием. Вот истинная причина несчастья.
Даму стали опасаться.
Брусницына не была знакома с Тиходольскими, но глубоко сочувствовала их горю. Была в этом сочувствии и доля эгоизма: когда дела шли не так хорошо, как хотелось бы, дети огорчали, муж не получал повышения или уплывала очередь на импортную мебель, Инна Семеновна вспоминала Тиходольских и думала, что, пока в семье все живы, жаловаться в общем-то грех.
Она благодарила бога, что старшая дочь уже выросла, а младшая, наоборот, была слишком мала, чтобы играть с детьми из лагеря и заразиться.
Приехав на следующий год, она увидела жену Дмитрия беременной и порадовалась за женщину. Новый ребенок не заменит умершего, не исцелит сердце от печали, но поможет победить отчаяние.
В том году младшая дочь Инны Семеновны шла первый раз в первый класс, поэтому семья рано снялась с дачного гнездовья. Нужно было купить форму, красивый ранец, прописи, учебники, цветные карандаши, чешки, спортивный костюм и еще горы всякого разного, познакомиться с педагогами и добиться, чтобы дочку записали в класс к самой лучшей учительнице, определить, в какие кружки пойдет ребенок…
В общем, хлопот было столько, что думать о чужих делах совершенно некогда.
Тиходольские совершенно вылетели у Брусницыной из головы, как вдруг весной ей позвонила соседка по даче и среди разговоров про клубнику и рассаду огурцов сказала, что в ноябре жена Дмитрия родила сына, а в феврале умерла от аппендицита.
– Вот и не верь после этого в проклятия, – назидательно заключила соседка.
Почему-то смерть женщины, с которой она даже не здоровалась, подействовала на Инну Семеновну удручающе. Она долго сокрушалась о ней и, хоть в проклятие так и не поверила, но все думала и думала, чем же могла бедная прогневать бога, что ей выпала такая ужасная судьба. За что?
Очень не хотелось верить, что плохие вещи случаются и с хорошими людьми.
Она решила летом познакомиться с Дмитрием, предложить ему помощь с малышом, но он не приехал. Весь сезон дом простоял пустым, а на следующее лето он прибыл уже с молодой женой и двумя детьми.
Инна Семеновна удивилась, как быстро, но вездесущие соседки объяснили, что бедняга просто взял женщину с ребенком.
Общественность не осуждала Дмитрия за скоропалительный второй брак, а Инна Семеновна, хоть и считала, что рановато, но понимала несчастного мужика. Невозможно одному воспитывать ребенка и быть при этом крупной величиной в оборонной промышленности. Пока что с этим справляются только разведенные женщины, а от мужчин нельзя ждать таких подвигов.
И вообще женская рука необходима.
Новая супруга не скрывала своей профессии, и в считаные дни завоевала всеобщую любовь. Никогда не отказывала в помощи, просила только об одном – если подозрение на инфекцию, проходить не в дом, где маленькие дети, а в летнюю кухню.
На даче жила еще ее мама, и дачная интеллигенция недоумевала, как у такой темной и серой деревенской женщины получилась такая умная дочь.
Деревенскую маму слегка презирали, но она никому не набивалась в друзья, зато вырастила на участке такой урожай, что все ахнули от зависти и побежали узнавать секреты мастерства.
Старухи были счастливы, что у них появилась такая компетентная и любезная соседка, что можно мерить давление хоть пять раз на дню и, прополов десять грядок, жаловаться ей на спину. Молодые матери тоже воспрянули духом, но счастье продлилось недолго. Перед следующим сезоном Тиходольские продали дом и больше их в поселке не видели.
– И в чем тут мораль? – спросил папа.
– А в том, Мишенька, что если тебя о чем-то просят, то или делай вид, что тебя нет, или выполняй в точности то, о чем просят, иначе будешь во всем виноват, да еще и сам же пострадаешь.
* * *
Гарафеев поехал в больницу вместе с судьей, но перед этим успел перемолвиться парой слов с Ульяной Алексеевной.
Женщина улыбнулась:
– Главное, чтобы все закончилось благополучно для матери и ребенка. А я подожду, какая проблема? Я ж не в тюрьме сижу, в конце концов.
– Спасибо за понимание, – искренне поблагодарил Гарафеев.
Тут подошли дети Тиходольской, красивые, статные, как и она, и в сердце Гарафеева шевельнулся червячок зависти.
Сыновья повернулись к нему, видно, хотели высказать претензии, но Ульяна Алексеевна остановила их:
– Тихо, дети. Здоровье человека прежде всего. А вы, пожалуйста, передайте мои пожелания скорейшего выздоровления.
– Передам, – кивнул Гарафеев и помчался на крыльцо, где Стас вместе с мрачным фельдшером уже закатывали носилки в медицинский рафик.
