Но есть одна. Она умна,
Мила, добра и прочее.
И чья вина, что мне она
Куда милей, чем прочие!
[28]
Он закрыл книгу и добавил:
– И ее зовут Анни Браун.
– Обними меня, Карл! Обними! – Он обнял ее и крепко прижал к себе. – Я так рада, что вышла замуж за тебя! – прошептала она. – А не за кого-нибудь другого.
– А разве у тебя был выбор? – ответил ей Карл шепотом.
– О, ты вечно смеешься надо мной! – И Анни ласково подтолкнула его.
Анни очень не хотелось покидать уютную больницу. Однако, с другой стороны, ей не терпелось попасть домой, где ребенок будет в полном ее распоряжении.
– Я буду скучать по вас, Анни, – сказала сестра Олсон. – По вас с малышом.
– Но я приду с вами повидаться. Вместе с ним.
– Все так говорят, но никогда не приходят.
– Но я не такая. Я приду.
Джелло чуть не выпрыгивал из шкуры – так он был рад снова увидеть Анни. Но, увидев у нее на руках ребенка, поджал хвост и залез под кровать.
– Джелло ревнует. Как не стыдно! – воскликнула Анни.
– Он привыкнет, – сказал Карл. – Не успеешь оглянуться, как у нас будет дружная парочка: «мальчик-и-его-собака».
– Они написали, Карл?
– Обе.
– И что пишут?
– Я еще не читал.
– Ну что же, уложу ребенка – и мы почитаем их за чашкой кофе.
Ее мать написала длинное письмо. Она описывала каждую деталь рождения Анни. Упомянула даже о том, как повитуха украла «сорочку» с головы Анни и продала моряку за доллар. Он купил «сорочку», чтобы не утонуть, если вдруг упадет за борт в океане. Мать заключила письмо как бы просьбой. Теперь, когда Анни страдала при родах, она должна знать, как страдала ее мать. «Надеюсь, это заставит тебя лучше ко мне относиться» – так заканчивалось письмо.
– Бедная мама, – вздохнула Анни.
А бедный Карл боялся вскрывать свое письмо.
– Обещай, что ты не устроишь скандал.
– Не устрою. От этого может испортиться молоко, – ответила она.
Письмо, адресованное «Дорогому сыну», было кратким. Миссис Браун удивило, что она стала бабушкой. Она спрашивала, на кого похож ребенок и приедет ли Карл домой на Рождество.
– Ну вот. Не такое уж плохое письмо, не правда ли, Анни?
– Но не такое уж хорошее. Она даже не упомянула мое имя.
– Ну, Анни…
– Я не сержусь. Просто я из тех, кому не нравится, когда их все время игнорируют.
– Я знаю. Присядь ко мне на колени, любимая. Ты так давно не…
Она села Карлу на колени, и он принялся качать ее и нежно гладить.
– Как в старые добрые времена, – мечтательно прошептала она.
Но старые добрые времена продлились всего пару минут. Заплакал ребенок, и Анни напряглась. Карл крепче обнял ее:
– Не уходи, Анни. Он перестанет плакать через минуту-другую.
Но Анни высвободилась из объятий Карла, слезла с его колен и пошла к своему малышу.
24
– Анни?
– Что, Карл?
– Не знаю, как тебе сказать…
– Это насчет Генри?
– Доктора сделали все, что смогли. Но рак был слишком запущен.
Она пристально посмотрела в глаза Карла.
– Понятно, – тихо произнесла она. Затем ее лицо сморщилось, из глаз полились слезы. – Он был моим другом, добрым другом. И Бог отнял его у меня.
– Он ужасно страдал, Анни. Смерть была для него избавлением.
– Откуда ты знаешь, что она была избавлением?
– Я не знаю, – с несчастным видом ответил Карл. – Просто обычно так говорят, потому что больше нечего сказать.
– Да… – Она огляделась с рассеянным видом, потом сказала: – Не опоздай на свои занятия, Карл.
У нее была еще одна печаль – правда, поменьше. Доктор перевел ребенка на молочную смесь, поскольку у Анни не хватало молока. Она плакала на плече у Карла.
– Какая же я женщина, – рыдала она, – если даже не могу накормить своего собственного ребенка!
Малыш прекрасно рос на смеси. После того как у него выпали первые волосики, оказалось, что это очень красивый малыш. Голова была хорошей формы. Порой его губы складывались в усмешку, поразительно похожую на усмешку Карла.
– Он так похож на тебя, Карл!
– О, пока что трудно сказать, дорогая. – Но чувствовалось, что Карл ужасно доволен.
Когда до Джелло дошло, что ребенок навсегда останется в доме, он примирился с этим. Он не полюбил малыша, но, по крайней мере, терпел его.
– Чего же еще можно было ожидать? – сказала Анни. – В конце концов, Джелло появился тут первый, не так ли?
* * *
Нет ничего красивее бабьего лета на Среднем Западе. Однажды, в особенно красивый день, Анни положила ребенка в коляску и направилась к лавке Генри. По пути она купила на пять центов арахиса. Не то чтобы она ожидала, что белки придут. Так, купила на всякий случай.
Лавку перестраивали. Процветающий бакалейный синдикат только что купил это здание. Когда они закончат, подумала Анни, тут ничего не останется от Генри. А хотелось бы, чтобы все узнали, каким человеком был Генри.
Анни вернулась домой, накормила ребенка и уложила спать. Затем она написала письмо, в котором рассказала о Генри. Она отправила письмо в газету «Пресс», в отдел «Письма редактору». Эта газета, выходившая в Хэрдстоуне, распространялась по всему штату.
«Пресс» опубликовала письмо Анни в виде рассказа, озаглавив «Мой друг Генри». Анни прислали рекламное объявление и чек на два доллара.
– Я просто не могу поверить! – воскликнула она. – Мой рассказ, мое имя в прессе! Этого не может быть! И они мне заплатили!
– Вот теперь ты стала профессиональным писателем, – заметил Карл.
– Я писала это не ради денег. Просто я хотела, чтобы люди знали, что когда-то жил такой человек, как Генри. Мне хочется отослать чек обратно.
– Анни, он бы так гордился, если бы знал. Думаю, Генри хотелось бы, чтобы ты оставила себе чек и купила на эти деньги что-нибудь для ребенка. Как подарок от него.
Анни согласилась и купила томик стихотворений Роберта Льюиса Стивенсона с красивыми иллюстрациями. Каждый вечер, вместо того чтобы петь колыбельную, она читала сыну стихотворение. Неизвестно, нравилось ли это ему, но Анни упивалась стихами Стивенсона.
