– Да, был.
– И как вы его нашли?
Карл чуть не сказал: «Просто оглянулся – и тут-то и увидел его». Но он сдержался.
– Я нашел, что сосны начинают поправляться, но раны заживают медленно… очень медленно.
«Господи, – подумал Карл, – что за вздор!» Вслух он сказал:
– Мне не хочется прерывать, но нам нужно домой. – Он холодно произнес, глядя в упор на продавца: – Так уж вышло, что у нас много дел, знаете ли.
– Понятно, – ответил продавец, еще сильнее покраснев.
«Карл, как ты мог? – подумала Анни. – Разве ты не видишь, какой он чувствительный! Чувствительный, как женщина!»
– Пошли, Анни. – Карл направился к дверям.
– Мне жаль, Энтони, но нам действительно нужно идти.
– Подождите! – Ему хотелось еще ненадолго удержать ее внимание, и он вспомнил об их общем увлечении. – Я начал писать мою книгу, Анни.
– Правда, Энтони? Правда?
– Минутку, пожалуйста. – Он вытащил из-под прилавка большой гроссбух, открыл его и прочел:
«Это был первобытный лес. Но больше нет ни шепчущих сосен, ни тсуг…
[26]»
У Карла кончилось терпение:
– Анни! Так ты хочешь, чтобы детская коляска была покрашена – или не хочешь?
Анни увидела, что продавец сильно побледнел.
– О, Карл! – произнесла она умоляющим тоном.
Но тут вмешался Энтони. Он сказал с большим достоинством:
– Я не стану вас больше задерживать. Спасибо, что зашли. Благодарю вас обоих.
Он положил раскрытый гроссбух на прилавок, и Анни увидела, что страница чистая. И она поняла, что он импровизировал начало книги. Ее глаза наполнились слезами. Энтони заметил это и отвернулся.
– У вас прекрасное начало, Энтони, – сказала Анни. – Продолжайте в том же духе.
– Непременно.
– Обещаете?
– Честное слово!
– И вы сохраните название «Осквернение леса»?
– Обязательно сохраню.
«Черт побери!» – выругался про себя Карл и вышел из магазина.
– До свидания, Энтони.
– До свидания, Анни.
Дойдя до середины квартала, Карл остановился, поджидая Анни. Сейчас он уже остыл, и ему было стыдно за свою грубость. Он пошел ей навстречу. «Пусть устроит мне хорошую головомойку, – подумал он, – я не стану спорить. Ей пойдет на пользу, если она камня на камне от меня не оставит».
– Анни… – Карл собирался сказать, как ему стыдно, но она опередила его.
– Тебе должно быть стыдно, – укорила она.
– Хорошо, мне стыдно. А теперь давай оставим это.
– Нет.
– Ты хочешь, чтобы я встал на колени?
– Иди вперед. Я хочу побыть одна.
Он взял ее под руку, но Анни яростно выдернула руку. Он повторил свою попытку, на этот раз крепко прижав к себе, чтобы она не могла вырваться.
– Отпусти меня!
– Позволь мне поддерживать тебя, любимая. Так тебе будет легче идти. – Анни перестала бороться, но ее рука была напряжена.
Карл ожидал, что она набросится на него и выпустит пары к тому времени, как они вернутся домой. Но она молчала. Когда они прошли два квартала, он нарушил молчание:
– Послушай, Анни. Не то чтобы я ревновал…
– Спасибо за комплимент, – с горечью произнесла она.
– Ладно, тогда ревную.
– Почему?
– Ну, он же мужчина. – Карл сделал паузу. – Разве не так?
Ей не понравилось, как он произнес: «Разве не так?»
– Конечно, мужчина. Но это не означает, что я хочу с ним спать. Да и как он может этого хотеть! Ведь я сейчас такая уродливая!
– Но вы, кажется, очень хорошо знаете друг друга.
– Он мне нравится.
– Почему?
– Потому что я его понимаю. А я понимаю его, потому что он похож на меня. Я имею в виду, что он тоже хочет писать. Есть и другое. Мужчинам… мужественным мужчинам вроде тебя он не нравится, потому что он немного женственный. А женщинам он не нравится по той же причине. У него нет ни жены, ни детей. Я полагаю, что он очень одинок.
– И поэтому ты обязана быть для него всем.
– О, Карл, перестань! – Она не отняла руки и переплела его пальцы со своими. – Может быть, «нравится» – неправильное слово для того чувства, которое я к нему питаю. Это сострадание. – Анни улыбнулась, вспомнив, как написала «со-старание» в своей работе о «Бэббите». – Да, у меня к нему сострадание.
– Я этого не понимаю, – пробормотал Карл.
Они прошли еще один квартал, прежде чем он снова заговорил:
– Значит, он тебе нравится, потому что ты можешь жалеть его и смотреть свысока? Как это похоже на женщин!
– Нет, нет! Сострадание – это не жалость к человеку. И это вовсе не значит смотреть сквозь пальцы на плохие поступки этого человека. Сострадание означает, что ты понимаешь людей. Скажем, можно понимать человека, и при этом он не обязательно должен тебе нравиться. Я знаю, что имею в виду, но не могу подобрать правильные слова.
– Ты могла бы выразить все это одним словом: «терпимость».
Анни нахмурилась:
– Но мне не нравится слово «терпимость». Это слово означает, что ты смотришь на человека свысока. – Она остановилась и с подозрением взглянула на Карла: – Все в одном слове! Почему ты смеешься надо мной?
– Я не смеюсь. Мне казалось, что я помогаю тебе. Ведь ты просила исправлять твои ошибки.
– Но я не делала ошибок.
– О, Анни, давай прекратим. Я мог бы сказать, что мне жаль, но ты бы не приняла моих извинений. Ты бы сказала что-нибудь вроде: «Жаль» – это удобное слово. Это как ластик, которым можно все стереть».
– А разве не так?
– Сдаюсь! Я признаю, что вел себя как дурак. Этот проклятый эпизод яйца выеденного не стоит. А ты так и не купила свой паслён сладко-горький. Ладно, я зайду туда завтра, куплю твой паслён и поговорю с ним, как с любым другим мужчиной. Хорошо?
– Нет, Карл. Лучше ненавидеть его, чем покровительствовать.
– Но твой паслён?
– Я не хочу его. Он мне больше не нравится.
Последовала еще одна долгая пауза. Наконец Карл сказал:
– Я слишком быстро иду?
– Нет.
– Анни, не вешай нос! Ребенок скоро появится на свет, и ему вовсе не захочется встретиться с печальной мамой.
