– Ты мне никогда не говорила.
– Владелец магазина старых вещей хочет за нее три доллара. Только вообрази! А я как раз упомянула об этом в разговоре с мисс Эгги. Оказывается, этот человек – ее родственник. Так что она с ним поговорила, и теперь он продаст мне коляску за двадцать пять центов.
– О, как чудесно! – воскликнул Карл, изображая преувеличенный восторг. – А колеса-то у нее есть?
– Прекрати, Карл. Она в идеальном состоянии. Только вся краска облупилась.
– Ну так купи ее, а я покрашу.
– Но краска дорогая, не так ли?
– Очень дорогая. Но у меня осталось полбанки краски от трибун.
– Честно? – Она была в восторге.
– Не совсем. Она принадлежит средней школе.
У Анни вытянулось лицо:
– Тогда мы не можем ее использовать. А я было подумала, что это еще один паданец.
– Мы должны сделать это быстро – прежде чем придет директор и заберет краску и кисть, – сказал Карл.
– Нет! Мы не можем ее взять, так как это воровство.
– А как насчет угля, принадлежащего средней школе, который ты свистнула прошлой зимой, Анни?
– Это совсем другое. Дом был ледяным, и у нас не было угля. И я сделала это всего один раз. Я не брала уголь у какого-то человека – вот это было бы воровством. Это был уголь средней школы, а средняя школа – не человек.
– Но краска тоже принадлежит средней школе, Анни.
– Хорошо! Итак, если бы мы взяли немножко, это не было бы воровством, не так ли?
– Без комментариев.
– Тогда мы ее используем.
– Именно это я и говорил тебе с самого начала, Анни. Непонятно, зачем было так долго спорить.
На следующее утро они пошли в город, чтобы обналичить чек. На улицах было полно первокурсников, которые покупали корзины для мусора, бювары, пепельницы, вымпелы и прочие предметы, которые сделают комнату в общежитии уютным домом. Был четверг, а занятия начинались только в понедельник. Однако первокурсники прибыли за неделю, чтобы пройти регистрацию и сориентироваться. Это были дети, только что закончившие среднюю школу.
Им впервые предстояло жить самостоятельно.
На них были маленькие шапочки с синими и белыми буквами – цвета университета.
– Ты когда-нибудь видел так много «пи-ви», Карл?
– Такие шапки называются «бини»
[25].
– В Бруклине их называют «пи-ви».
– Но я же не в Бруклине.
– Но ты остаешься бруклинцем.
– Мне бы не хотелось это афишировать, Анни.
– Да ладно, Карл.
– Но мы же можем с таким же успехом называть их бини, Анни.
– Почему?
– Когда ты в Риме, поступай, как римляне.
– В Риме их называют бини? – простодушно спросила Анни.
– Какой глупый разговор…
– Это не разговор, Карл. Это то, что называют зубоскальством. Мы зубоскалим.
– Ну и ну! Откуда ты взяла это слово?
– Знаешь, это когда люди…
– Неважно. Вот парикмахерская. Ступай и сделай свою «прыгучую» прическу. И можешь позубоскалить с парикмахером – у него это хорошо получается. Серьезно, Анни, нам нужно как можно скорей вернуться домой и покрасить эту коляску, пока директор не пришел за краской и кистью.
– Хорошо. А ты купи себе коробку «Авалона».
– Я куплю только пачку.
– Коробку. Слышишь?
– Я куплю «Вингз». Они дольше тянутся.
– Но они тоньше. А количество табака такое же. А впрочем, покупай что хочешь, Карл.
– Спасибо! – Он изобразил раболепную благодарность.
– Не за что! – величественно ответила она.
По пути домой им пришлось пройти мимо цветочного магазина. И снова в витрине был выставлен паслён сладко-горький, как и год назад.
– Паслён сладко-горький! Давай зайдем и купим.
– У нас нет времени, Анни.
У них было время, но Карл не хотел, чтобы она болтала с этим человеком. Он никогда не видел этого продавца цветов, но испытывал к нему неприязнь, поскольку Анни так им восхищалась.
Анни решила, что это вопрос денег.
– Но это же всего десять центов, Карл! А что такое десять центов?
– Цена большой буханки хлеба, к примеру.
– Но человек не может жить хлебом единым. Он должен покупать гиацинты, чтобы питать свою душу. Я где-то это прочла. В витрине нет гиацинтов, но мне больше нравится паслён.
– Как-нибудь в другой раз, Анни. Пошли.
Как раз в эту минуту их заметил продавец цветов и помахал Анни. Естественно, она помахала в ответ.
– Теперь мы непременно должны зайти, так как он нас увидел. Будет странно, если мы не зайдем, – сказала она.
– О’кей. Но только не болтай с ним долго.
Продавец пожал ей руку и воскликнул:
– О, Анни! Какой восхитительный сюрприз! Я думал, что никогда больше вас не увижу.
– Как поживаете, Энтони?
Значит, подумал Карл, теперь уже «Анни» и «Энтони»!
– О, так себе, – ответил продавец. – А как вы?
– Прекрасно! Мне бы хотелось познакомить вас с моим мужем. – Она повернулась к Карлу: – Карл, это Энтони Бэрд. Я говорила тебе о нем.
«Еще и как говорила!» – подумал Карл.
– Рад познакомиться. – Энтони подал Карлу вялую руку.
«Черт возьми, что она нашла в этой кисейной барышне?» – удивился Карл.
– Энтони, а те семена, которые вы дали мне прошлой весной…
– Кажется, настурции?
– Да. Так вот, они дали ростки. И у одного растения круглый лист, большой, как моя ладонь. – Желая втянуть Карла в разговор, она добавила: – Не так ли, Карл?
– Что именно? – осведомился Карл.
– О, неважно.
«Итак, – подумала Анни, – он не выносит даже вида этого человека. Мне нужно быть осторожнее».
– Снова пришло время паслёна сладко-горького, – заметил продавец.
– Да, мы с Карлом видели его в витрине. Правда, Карл?
Не ответив, Карл прошел в другой конец магазина и теперь рассматривал садовый инвентарь, развешанный на стене. Анни заметила, что продавец залился краской.
– Значит, вы снова были в северном краю, – заметила она.
