– О нет! – улыбнулась она. – Это из-за того, что ребенок шевельнулся преждевременно, и доктор сказал… как же это он сказал? Да! Неправильно вычислено время, когда я забеременела.
– Почему же ты мне не сказала, Анни?
– Не хотела тебя огорчать.
– Анни, Анни! Ты не должна скрывать от меня такие вещи. Если бы только я знал, то не сказал бы декану, что собираюсь работать вдали от тебя. Наверно, он считает меня негодяем.
– О нет, Карл! Он считает, что ты замечательный. И я так считаю.
– Он считает, что это ты замечательная.
– Позволь мне посидеть у тебя на коленях, Карл.
– Вот уж не знаю, – сказал он, поддразнивая ее. – Я не люблю, когда у меня на коленях сидят девушки, которые все скрывают от своих мужей.
С платой за обучение было улажено, и Карл записался в летнюю школу. Он выбрал торговые правоотношения и закон о труде. Эти два курса были поставлены на пятницу в осеннем семестре. Сдав по ним зачеты теперь, Карл освобождал себе пятницы осенью. Таким образом, он мог подыскать постоянную работу на уик-энды.
С открытием летней школы Анни решила уйти «на покой». Теперь ее беременность была очень заметна, и она ходила вперевалку. Она отказалась от работы по субботам в «центовке». Ее лодыжки распухали, когда она слишком долго стояла на ногах. Получив последнюю зарплату, она купила несколько ярдов фланели на пеленки для малыша. При этом она воспользовалась десятипроцентной скидкой, которую «центовка» предоставляла своим работникам. Она также купила моток розовой шелковой пряжи: мисс Эгги собиралась научить ее ажурной строчке. Анни зашла к каждому из своих друзей, чтобы попрощаться на какое-то время.
– Итак, я не увижусь с вами, миссис Хэнсмон, пока не родится ребенок.
– Но почему же, Анни? Я знаю, что Лопин не так уж далеко, а вам полезно ходить пешком.
– Дело не в этом. Мне не нравится, когда на меня смотрят люди. Ведь я теперь так ужасно выгляжу… мне стыдно.
– Глупости! Рождение ребенка – это не преступление. Вы должны гордиться.
– Я знаю. Но когда я была маленькой девочкой и по улице проходила беременная женщина, мальчишки говорили грязные вещи про… ну, знаете, про то, как это с ней произошло. И мне было так стыдно! О, я знаю, что никто не будет так говорить обо мне. Но у меня остался осадок после детства.
Миссис Хэнсмон покачала головой:
– Я не могу вас понять, Анни.
– Я буду время от времени звонить, чтобы вы меня не забывали.
– Как же я могу вас забыть? Но вы обязательно звоните мне время от времени.
Генри, бакалейщик, старательно отводил от нее глаза – не из деликатности, а оттого, что у него сердце кровью обливалось. Она слишком маленькая и хрупкая для такого тяжелого бремени!
– Но я буду здесь с ребеноком, когда осенью белки придут за орехами.
– Вы не забудете?
– Нет. И я приведу с собой Джелло.
– Не приводите этого сукина сына. Он распугает всех белок.
– Хорошо. – Анни обвела взглядом лавку, как будто в последний раз. – Берегите себя, Генри.
– Вы тоже, Анни.
– Спасибо. – И снова этот прощальный взгляд.
– Вы примете баночку малинового варенья в память о прошлом, Анни?
– Приму – в память.
Они снова пожали друг другу руки и попрощались, как будто расставаясь навеки.
– Теперь я не увижу вас до осени, Энтони.
– Вы нас покидаете? – Она приберегла продавца цветов на закуску.
– О нет! У меня будет ребенок.
– Я вижу!
– Вы были бы слепым, если бы не видели, – сказала она с улыбкой и густо покраснела. – А как подвигается ваша книга?
– Согласно обстоятельствам…
– Вы хотите сказать, что не написали ни слова.
– Боюсь, что нет.
– Но вы же обещали! Вы сказали, что начнете первого января. А сейчас уже почти июль…
– Я просто не могу это сделать, Анни.
– Почему? Скажите мне, почему?
– Если я не напишу ее, то смогу думать, что когда-нибудь стану писателем. А вот если напишу, то может выясниться, что мне никогда не быть писателем. И о чем же мне тогда меч… – он не докончил слово.
– Вы хотели сказать «мечтать»? – Он опустил голову:
– Да. Ведь нужно о чем-то мечтать.
Анни задумалась. Это новая мысль. Разве лучше думать, что ты мог бы – вместо того, чтобы проверить? Но вдруг окажется, что ты не можешь? Она решила, что, пожалуй, для некоторых людей лучше не подвергать мечту проверке.
Пока она размышляла, продавец цветов вышел в заднюю комнату и вернулся с горсткой семян.
– Настурции, – пояснил он. – Они не требуют ухода. Расцветают на самой скудной почве. – Он раскрыл ее сумочку, которую Анни положила на прилавок, и высыпал в нее семена.
– Мне кажется, я понимаю, – задумчиво произнесла она. И внезапно сказала: – Вы знаете, Энтони, в вас есть что-то женское.
Он засмеялся.
– Я надеялся, никто этого не узнает, – шутливо сказал он.
– А я знаю. И это хорошо. Потому что вы можете мне нравиться, но при этом я не влюблюсь в вас.
– Ну и ну! – удивленно воскликнул он, слегка смутившись.
– До свидания, Энтони. – Она улыбнулась ему и ушла.
Еще один визит.
– Вы что-нибудь слышали, – спросила она продавца в книжном магазине, – о сборнике одноактных пьес, который будет издан этой осенью?
– Нет, не слышал, – ответил продавец. – Но мистер Уорл, может быть, знает. – И он позвал мистера Уорла.
Мистеру Уорлу было известно, что такая книга должна выйти, но он не знал, когда именно. Он посоветовал ей позвонить в издательство университета. Анни ответила, что ей не хочется. И тогда мистер Уорл любезно позвонил сам. Нет, книга не выйдет в этом году. Может быть, в следующем.
«Вот так, – сокрушалась Анни, возвращаясь домой. – Эта Сильвия просто не хочет переделывать! Как можно быть такой подлой и при этом такой красивой?»
Началось долгое жаркое лето. Карл ходил на занятия и работал, когда удавалось что-нибудь найти. Он попытался получить работу на неполный день в нескольких магазинах, однако с окончанием учебного года многие магазины закрывались на лето. А у тех, что оставались открытыми, дела шли не настолько хорошо, чтобы нанимать работника на неполный день.
Карл распечатал на мимеографе сто объявлений, в которых говорилось, что он может подстригать газоны, мыть окна, выполнять мелкий ремонт в доме и белить стены в погребе за двадцать пять центов в час. Он распространил эти объявления по тем адресам, где разносил газеты. Ему удалось получить работу, и он зарабатывал четыре-пять долларов в неделю. Этого им хватало на питание.
