– Я просто умираю от желания это узнать, – саркастически ответила она.
– Я вам скажу: потому что вам сюда близко.
– Как вас зовут? – спросила она.
– А вам зачем?
– Я люблю знать имена людей, которые мне не нравятся. – Анни взяла свое яблоко и удалилась. Поделом ему, подумала она.
Он не нравился Анни. Она чувствовала, что по какой-то неведомой причине именно бакалейщик виноват в том, что ей не позвонили насчет работы. Анни привыкла, чтобы люди отвечали на ее дружеские авансы. Бакалейщик не ответил. Из-за этого Анни утратила уверенность в себе. Она считала, что ее неуверенность передалась телепатическим путем потенциальному работодателю. Ему не нужна секретарша, которая не уверена в себе. Вот почему он не позвонил.
Однако телефон зазвонил незадолго до полудня. Анни уже ждала на верхней ступеньке.
– Кого? – спросила хозяйка. Пауза. – Сейчас посмотрю. – Она позвала: – Анни-и-и?
– Я здесь! – Хозяйка подскочила: Анни стояла у нее за спиной.
– Это вас, Анни, – объявила хозяйка (хотя в этом не было необходимости) и вернулась на кухню.
– Алло! – бодро, деловым тоном произнесла Анни.
– Анни?
– О! Это всего лишь ты, Карл.
– Черт возьми, Анни, что это значит: «всего лишь ты»! Это как-то странно.
– Я думала, это тот человек, насчет работы.
– Вот по какому поводу я тебе звоню: ты знаешь, что по субботам я играю в теннис с моим японским другом?
– Как его зовут?
Карл произнес что-то вроде «Горацио Джонси».
– Он спросил, хочу ли я играть в эту субботу.
– И ты собираешься?
– Видишь ли, в субботу будет неделя, как мы поженились. И я думал, что мы могли бы это отпраздновать – только ты и я. Мне не обязательно играть в теннис.
– Нет, обязательно, Карл. А я приду на тебя посмотреть.
– Это будет последний раз в этом году. На следующей неделе корты закрываются.
– Тем более не стоит пропускать эту игру. Откуда ты звонишь?
– Из закусочной. Любишь меня?
– Да.
– Скажи это.
– Я люблю тебя.
– Пока, Линда, моя самая любимая на свете. – Он засмеялся и повесил трубку, прежде чем она смогла вставить хоть слово.
Анни так и не дождалась своего телефонного звонка.
С дневной почтой прибыло письмо от матери. Она знала манеру речи своей мамы, но понятия не имела, как та пишет. У мамы не было образования, но она отнюдь не была неграмотной. Подобно Анни, она четко формулировала свои мысли.
«Дорогая дочь!
Я пишу тебе.
С твоей стороны плохо было убежать из дома после того, как я сил не жалела, чтобы правильно тебя вырастить.
Но ты поступила неправильно.
Я посадила розовую розу, а вырос репейник.
Да, вот так.
Теперь ты говоришь, что вышла замуж.
Я говорю: что сделано, того не воротишь.
Говорю тебе это, потому что я твоя мать.
Когда родится ребенок, не трезвонь об этом повсюду.
Лучше темни, потому что это не их дело, если ребенок появился до срока.
А потом переезжай в другое место, где тебя никто не знает – чтобы не считали по пальцам насчет тебя.
Я гадала на чайной заварке, и тебя ждут тяжелые времена.
Я твоя мать.
Так что я не молюсь, чтобы ты хлебнула бед, как я.
Я молюсь, чтобы у тебя была только половина бед, которые были у твоей матери. Потому что только так ты поймешь, как плохо поступила со своей матерью».
– Не проклинай меня, мама, – всхлипнула Анни.
Она перечитала письмо еще раз и на этот раз объективно оценила его.
Мама несомненно умеет писать, подумала Анни. Каждое предложение – мысль; каждая мысль – абзац. Она пишет о том, что есть, что было и что, по ее мнению, могло бы быть.
Прочитав письмо, Анни ощутила печальную нежность к маме. Она рассказала Карлу о письме, когда он вернулся домой, и попросила его прочитать.
– Она не сердится – скорее больно задета, – сказал он.
– Но, Карл, разве обязательно было желать мне беды? Еще накликает!
– Никто не может их накликать, Анни. Беды приходят сами.
– Думаю, скоро придет письмо и от твоей матери, Карл.
– Бог его знает, что она напишет.
– Она выльет на меня ушат помоев.
– О, ты же знаешь, каковы матери, Анни.
– Моя мама не поливала тебя помоями.
– Твоя мама даже не упомянула мое имя! Как будто я для нее умер.
– Надеюсь, твоя мать не упомянет мое.
– Анни, давай смотреть фактам в лицо. Когда придет мамино письмо, будет большой скандал. Так что давай не будем ссориться раньше времени. Ладно?
– Ладно.
Японец принес это письмо в субботу днем, когда зашел за Карлом перед теннисом. Анни не терпелось узнать, что написала мать Карла, но ей пришлось ждать до вечера.
Друг Карла называл ее миссис Браун. Она не сказала: «Зовите меня Анни», как делала, когда хотела с кем-нибудь подружиться. Карл был разочарован. Ему так хотелось, чтобы его жена и друг понравились друг другу. Анни чувствовала себя скованно с этим приятелем Карла. Его английский был идеальным, и Анни сразу же стала стесняться своей неправильной речи. Она молчала, хотя вежливый японец пытался втянуть ее в разговор.
Сидя на скамейке, Анни наблюдала, как они играют в теннис. Она не знала, как ведется счет в этой игре, и скоро утратила интерес. К тому же у нее заболела шея оттого, что она вертела головой, следуя за мячом.
Ее больше заинтересовала девушка, игравшая на соседнем корте. Девушка была хорошенькая, в короткой белой плиссированной юбке и свободном белом свитере. Она часто улыбалась своему партнеру, и у нее была привычка встряхивать головой, отчего короткие волосы подпрыгивали и красиво ложились. Анни хотелось быть такой. Она попыталась встряхнуть головой, но ее туго завитые волосы не шелохнулись.
Девушка пропустила мяч, и он покатился к Карлу. Он бросил игру, чтобы подобрать ее мяч, и подал его с улыбкой. Девушка помедлила секунду, прежде чем взять мяч, встряхнула головой и посмотрела на Карла. Принимая мяч, она кивнула и поблагодарила, и ее волосы снова красиво легли. Анни решила непременно подстричься, как только придут ее деньги.
После игры Карл предложил своему другу зайти к ним и выпить колы или чего-нибудь еще. Анни молчала, не подтверждая приглашение. Карл смутился, но японский юноша проявил тактичность. Он заверил, что для него большая честь получить приглашение в их дом, но он еще раньше договорился о встрече…
