– Не успеваю я за тобой, Джемма. Еще вчера ты говорила, что я не так уж и плох, а сегодня – я снова веду себя как кретин.
– Я серьезно. Взять хоть эту пещеру: да любой на твоем месте надулся бы от гордости – и совершенно справедливо. Но ты же у нас не такой. Вместо того чтобы упиваться победой, ты изо всех сил пытаешься выставить героем Пьера. – Тут она понизила голос. – Он, конечно, славный парень и редкостный красавчик, но, скорее всего, даже выход из собственной квартиры без навигатора не найдет.
Я пожал плечами:
– Ну да, это я притащил вас всех сюда. Но по-прежнему не исключено, что это место – пустышка.
– И то верно, – согласилась она. – Что ж, сдаюсь. Может, ты и правда кретин.
– Проклятье, – пропыхтел Кен, кое-как вылезая из шахты. – А это, значит, и есть настоящий коридор?
– Ага.
– И что у нас дальше по плану? Я имею в виду, после того, как мое сердце передумает разносить на куски грудную клетку.
– Пойдем туда, – ответил я, махнув рукой в направлении стены каньона.
– А воздуха нам хватит?
– Думаю, да. Эта часть, по-видимому, ведет к еще одному входу – мы его не заметили, поскольку он расположен слишком высоко и различить его на фоне разноцветных отложений практически невозможно. Так что отправимся на разведку, а попутно проверим, нет ли здесь еще каких-нибудь помещений.
– Конечно есть! – воскликнула Фезер. К этому моменту все члены команды уже были в сборе. – Они должны быть. Это ведь пещера Кинкейда, так?
– Будем надеяться, – сказал я. – Пока рано судить. И давайте экономить батарейки, ладно? До запасных путь неблизкий, а я знаю, что случается с теми, кто бродит по пещерам в полной темноте: в кино видел.
– Действительно, – пробурчала Джемма, когда все, кроме нас с Кеном, погасили фонарики. – Зачем столько света, нам ведь совсем не страшно.
– Пьер, – скомандовал Кен, – включай камеру.
Пьер протиснулся между нами и встал позади меня.
– Подъем был долгим и непростым, – начал я, идя по коридору, – но вот мы здесь. Где именно «здесь» – не столь важно, но это место определенно создано людьми. Ничего общего с тем, что мы видели внизу. Это настоящий коридор: довольно просторный, с ровным полом и четко выраженными стенами и потолком. Кто-то на славу над ним потрудился, но зачем – вот вопрос! Надеюсь, скоро мы это узнаем.
Мы шли вперед, не замечая ничего нового. Я повернул голову вправо, чтобы свет падал на стену.
– Ничего заслуживающего внимания нам пока не попалось, за исключением вот таких отметин – следов применения неких орудий труда.
Тут я остановился как вкопанный.
– А вот это… действительно интересно.
И все мы молча уставились на дверной проем в стене.
Он был около четырех футов в ширину; идеально прямые стены смыкались наверху, образуя плавную арку высотой не менее десяти футов.
– С другой стороны еще один, – сказала Молли.
Все медленно повернули голову, а Пьер – камеру к противоположной стене. Молли была права.
– Нолан, – позвал Кен. – Кинкейд писал о таком?
– Да. По его словам, в пятидесяти семи футах от входа есть два проема, которые располагаются друг напротив друга и за каждым из которых имеется извилистый коридор. – Я осветил одну арку, затем другую. – Видимо, это он и имел в виду.
– Хочешь проверить расстояние до входа?
– Само собой.
И мы отправились дальше, считая шаги.
– А разве не должно становиться светлее? – спросила через минуту Джемма.
– Вообще-то, должно, – ответил я. – Давайте пройдем еще немного.
Через минуту мы поняли, почему светлее не становится, – коридор заканчивался тупиком.
– Но это же бессмыслица какая-то. – Молли уже заметно нервничала. – Мы ведь никуда не сворачивали, значит выход должен быть здесь!
Я вплотную подошел к возникшему на нашем пути барьеру и нагнулся, чтобы лучше его рассмотреть. И тут все встало на свои места.
– Его замуровали. – Я провел пальцем по видимому шву. – Завалили камнями и залили каким-то примитивным раствором. Я повернулся к Кену. – Вот откуда взялись те булыжники в пещере. Дилан говорил, в прошлом году эту часть каньона изрядно трясло и много камней обрушилось в реку, так?
– Да, – подтвердила Джемма. – Поэтому на порогах она стала еще более бурной, чем обычно.
– И поэтому обвалилась стена, возведенная внизу. Никто за сто лет не обнаружил эту пещеру, потому что до прошлого года она была полностью замурована. Кто-нибудь считал шаги, пока мы шли?
– Да, – ответил Кен. – Сейчас мы ярдах в двадцати от тех проемов, а это где-то футов шестьдесят. Или пятьдесят семь, что почти то же самое. Слушай, Нолан, твои метания меня уже порядком утомили. Мы нашли пещеру Кинкейда, признай ты это наконец.
– Скорее всего, так оно и есть. В этом случае остается последний вопрос: что дальше?
– Ты о чем толкуешь?
– О том, что нам здесь больше делать нечего. Возвращаемся к цивилизации, сообщаем о своем триумфе и передаем находку в руки специалистов.
– Нолан, но мы и есть специалисты.
– Ты знаешь, что я имею в виду, Кен. Это уже работа для профессионалов – археологов, которые прочешут это место вдоль и поперек, задокументируют каждую щель и при этом, в отличие от непрофессионалов, не превратят его в черт-те что.
– Но сто лет назад Кинкейд с тем парнем из Смитсоновского института уже успели тут изрядно наследить.
– Значит, нужно быть вдвойне осторожней, чтобы оставить в сохранности еще и их следы. Мы доказали, что история с пещерой Кинкейда – правда, и это охренительно здорово, поэтому давайте постараемся сделать так, чтобы наше скромное достижение не обернулось досаднейшей потерей.
– «Скромное достижение»? – переспросила Фезер. – Нолан, да ты же нашел пещеру Кинкейда! Ты доказал тысячам людей, включая сотрудников Смитсоновского института, что они были не правы! Это открытие изменит… все!
– И поэтому давайте его защитим. Я говорю сейчас не только об «Аномальных материалах», Фезер. Руководителям вашего фонда навряд ли захочется, чтобы его прочно ассоциировали с грандиозным скандалом, а таковой обязательно разразится. Потому что проникновение в любую пещеру в Гранд-Каньоне без официального разрешения властей – действие не совсем законное. Вернее, «абсолютно незаконное», иными словами – «уголовное преступление», если уж называть вещи своими именами. А коль скоро это пещера, которой нет на карте, наши риски возрастают раз в десять, и беспокоиться нам стоит не о мировом археологическом сообществе и не о радикально настроенных коренных американцах, а о ярых последователях современной науки, которые с удовольствием нас распнут.
