– Это не для сов! – закричала я. – Не для сов!
Уэсли нырнул. Правда, едва ощутив горячую воду, он начал дергаться и бить крыльями. Я одним движением выцепила его из воды, выбросила из ванной и задернула занавеску. Ну вот и все, будет теперь ему наука, подумала я. Как бы не так. Через пару секунд он уже снова висел на перекладине сверху, прицеливаясь. В этот раз перед погружением он вытянул вперед когти. Я снова вытащила его, пока он не утонул.
– Все, Уэсли, перестань! – сказала я. – Ты не пеликан.
Совы никогда не ныряют вот так в воду. Они вообще в нее не ныряют, это неслыханно. Сипухи промокают в воде и не приспособлены к водной среде, и в норме они стараются ее избегать. Они даже не пьют, так как все необходимые для метаболизма жидкости получают из пищи. В дикой природе подобные номера для Уэсли оказались бы губительны.
Я быстро закончила с мытьем, спустила воду и дала ему обследовать ванну. Уэсли явно не нравилось то, что воды не стало, – он тихонько шипел. Потом он обратил внимание на все еще капающий кран и встал прямо под ним, упрашивая меня его открыть.
– Хорошо, Уэс, но только чуть-чуть, – вздохнула я и пустила воду.
Он попытался тут же запрыгнуть под струю, но я придержала его, пока ванна не наполнилась примерно на дюйм, и только после этого отпустила. Он принялся радостно носиться по ванне и плескаться, как ребенок, он был жутко доволен. С тех пор он полюбил проводить время в ванне, с водой или даже без нее. Жаркими летними деньками он сидел в ней и наслаждался тем, как прохладное покрытие ванны ощущается на его лапах. Иногда он даже спал, стоя в воде и подняв одну ногу! А порой просто бродил по ванне, периодически умывался и пил воду.
Доктор Пэнфилд был ошарашен, когда я рассказала ему обо всем этом.
– Сов никогда раньше не замечали за подобным поведением, – сказал он.
И правда, до тех пор не замечали. Бернд Хайнрих описывал виргинского филина, купавшегося в пруду рядом с его хижиной, но поведение Уэсли было удивительным и абсолютно беспримерным.
Теперь у меня появилась серьезная проблема – как мне самой принять ванну без участия Уэсли? Я бы просто привязала его, но он словно помешался на воде. Он просто с ума сходил, если я шла в ванную без него. Я пыталась отвлекать его собачьей миской с водой, но все было без толку. Я попробовала отдергивать занавеску и перекидывать через бортик ванны полотенце, на котором он мог сидеть, – так было значительно проще следить за ним и не давать ему нырять, чем если бы он продолжал спрыгивать с перекладины под самым потолком. Естественно, он все равно пытался запрыгнуть в ванну хотя бы с бортика. Я исправно раз за разом ловила его в прыжке и возвращала на место, а он протестующе шипел, недовольный моей жадностью и нежеланием делиться водичкой. Тогда я решила попробовать вместо ванны принимать душ. Может, он растеряет часть своего энтузиазма, если ему будет не во что прыгать? Разумеется, я ошибалась. Уэсли, как всегда, вскарабкался по занавеске и спрыгнул вниз с растопыренными когтями, а не найдя внизу воды, начал беспорядочно барахтаться в воздухе, в панике подыскивая место для приземления. Этим местом могло стать лишь мое обнаженное тело, а этого никак нельзя было допустить – пришлось ловить его в воздухе. И что прикажете делать, стоя под душем с совой в руках? Я высадила его из ванны в надежде быстро закончить мыться, но над занавеской раз за разом упорно продолжало появляться довольное лицо Уэсли, которому явно понравилось новое ощущение падающих на него струй воды. Я начала произвольно махать руками над головой, пытаясь помешать ему прыгнуть. А вот это сработало. Одной рукой я махала над головой, не давая ему рассчитать траекторию для прыжка, а другой пыталась намыливаться и брить ноги. Иногда на его лице появлялось выражение решимости прыгнуть, несмотря ни на что, – тогда приходилось все бросать и некоторое время махать обеими руками. Это его все же останавливало, и я возвращалась к странному танцу с размахиванием лишь одной рукой. Чувствовала я себя совершенно по-дурацки, слава богу, никто об этом не узнал.
Однажды в ходе этого странного балета я случайно брызнула ему на лицо, которое тут же приобрело выражение а-ля «Эврика!». Пару секунд он, кажется, осмыслял случившееся, а затем свесился с перекладины с распростертыми крыльями. Из-за невероятной мощи лап и когтей, он мог висеть под немыслимым диагональным углом.
– Не-не-не, Уэсли, не смей! Нельзя прыгать! – предупредила я.
Но он и не собирался прыгать. Вместо этого он расправил крылья, взъерошил каждое перышко на теле и принялся раскачиваться на перекладине. Он явно не угрожал мне. Может, он хотел, чтобы я еще раз на него брызнула? Я сложила руки лодочкой, набрала в них воды и окатила его. Он аж сомлел от удовольствия. Вот оно что – он просил полить его, как цветок!
– Ну все, Уэсли, тебе точно пора к врачу. Совы – птицы сухопутные, чтобы ты знал.
Но его это как-то не сильно волновало. Он просто хотел под душ, как я, и теперь он наконец понял, как достичь этой своей цели.
Я все еще старалась как можно меньше его мочить. Пока он отряхивался и чистился после того, как я разок его окатила, я успевала почти полностью помыться, прежде чем он начинал требовать еще.
На следующий вечер я решила против обыкновения наполнить ванну ему до уровня бедер. Тогда он совершил нечто поразительное. Сначала он, как обычно, просто умылся, погрузив в воду лицо и затем отряхнувшись, как собака. Затем началось странное – он медленно сгибал колени, пока не оказался по подбородок в воде. Я смотрела на происходящее, не моргая. Потом его лапы разъехались на скользком покрытии ванны, и в результате он погрузился еще глубже. После этого он расправил на полную свои золотистые крылья и опустил их в воду. Какого черта? И тут вдруг он словно превратился в бешеную водяную мельницу – дергался всем телом, лежа лицом в воде и ударяя по ней крыльями, и щедро орошал брызгами стены и даже потолок. Словом, пока Уэсли принимал ванну, я принимала незапланированный душ.
Уэсли вынырнул и поглядел на меня так, словно только сейчас меня заметил. На лице его читалась ровно та же гордость, что и в тот раз, когда я обнаружила его сидящим в унитазе. Он снова окунулся, задергался и захлопал крыльями, разбрызгивая воду по всей ванной. Шоу было то еще.
В конце концов мне пришлось вытащить его из ванны, несмотря на его громкие протесты. Он ужом извивался у меня в руках, пытаясь попасть обратно, так что я сначала слила воду, чтобы хоть как-то его урезонить. Он был словно маленький ребенок, упрямо желающий еще поиграть в воде, хотя губы уже посинели.
Когда вся вода исчезла в сливе, я посадила Уэсли на столик рядом с раковиной, и он стал любоваться собой в зеркале, расправив мокрые крылья и поворачиваясь то так, то эдак, оглядывая себя со всех ракурсов. Снова и снова он радостно чирикал своему отражению. Он никак не мог на себя наглядеться: минуту стоял в одной позе, затем вставал в другую, как один из тех парней на конкурсе культуристов по телевизору. А потом он начал дрожать.
– Знаешь, ты – единственная сова в мире, которой нужен фен, – заметила я, морально готовясь к долгим уговорам, чтобы заставить его спокойно постоять на месте.
