– И отрублю! – взревел присутствующий здесь же Нортумберленд.
После чего, картинно разорвав до пупа свою роскошную рубаху (так и было!), он медведем насел на юристов, обещая им много нехорошего, как то: собственноручно оторвать руки, вырвать ноги, проломить головы, вообще стереть в лагерную пыль. И в завершение зловеще добавил что-то вроде:
– Парни, вы меня знаете…
Пользуясь цистой Стругацких, «Они его знали. Они его очень хорошо знали». И нисколечко не сомневались, что свои угрозы он тут же претворит в жизнь. Законники – тоже люди, и жить им хотелось, как любому. Поэтому закон был ими утвержден очень быстро. После чего Нортумберленд развил бешеную деятельность. Так и останется неизвестным, какие аргументы он пустил в ход, но парламент был выведен из игры, и в один (!) день новый закон скрепили своими подписями все члены Тайного Совета, а также более сотни епископов и представителей высшей аристократии. Теперь злополучного «Акта о престолонаследии» словно бы и не существовало, приличия ради о нем более не напоминали. Каких нервов это стоило Нортумберленду, можно только догадываться, но человек для себя, любимого, старался, а в такой ситуации о нервах не думают. Признаюсь откровенно: Нортумберленда я терпеть не могу (как главного виновника гибели леди Джен, моей, что там, симпатии), но не могу не испытывать чего-то вроде восхищения: провернуть такое в один день смог бы далеко не каждый. Сволочь, конечно, но умнейшая и с железным характером…
Последующие события показали, что Нортумберленд не зря жег нервы и тратил силы – король Эдуард скончался буквально через две недели после того, как закон был утвержден. По приказу Нортумберленда его смерть три дня держали в секрете. Сам Нортумберленд, приказав привести в полную боевую готовность лондонский гарнизон, помчался к леди Джен, прихватив с собой Уильяма Парра и еще трех графов – очевидно, для того чтобы те изображали «глас народа».
Нортумберленд с ходу объявил невестке, что она отныне – королева Англии. При этом известии леди Джен упала в обморок. Очнувшись, она на коленях, со слезами стала умолять избавить ее от этакой чести, потому что не в состоянии будет справиться со столь серьезным делом, как управление королевством. И вообще, ей ничего не нужно от жизни, кроме книг древнегреческих философов – ну, и забот о молодом муже, с которым она обвенчалась всего месяц назад. А престол ей абсолютно ни к чему, она себя на нем и не представляет.
Умная была девушка… Однако благородные господа, в свою очередь попадав на колени и пустив слезу, после долгих уговоров все же заставили ее согласиться. Сохранилось письмо леди Джен Марии Тюдор, где она подробно описывает этот визит – но, к превеликому сожалению, разыскать его мне не удалось. Не знаю, было ли оно переведено на русский и опубликовано в каком-нибудь малотиражном ученом труде, а ехать в Англию у меня не было ни малейшего желания – тамошние циркачи давно прослышали о кое-каких деталях моей биографии и кое-каких наградах. Чего доброго, сделали бы из меня второго Баширова-Петрова…
Собрав небольшую, но пышную свиту, Нортумберленд привез леди Джен в Лондон и поместил в Тауэре. Тауэр был не только тюрьмой для вельмож и местом казней, выполнял еще множество функций: и военной крепости, и главного казнохранилища королевства. А еще по давней традиции именно в Тауэре все английские монархи дожидались коронации.
Дальнейшие события разворачивались стремительно, словно в голливудском боевике – и продолжались всего девять дней.
Собрав большую толпу лондонцев, Нортумберленд закатил длинную речь. Объявил, что король Эдуард умер и зачитал «Закон о престоле», по которому Мария и Елизавета перестали числиться наследницами престола как «незаконнорожденные сводные сестры по боковой линии почившего ныне короля Эдуарда». И уже от себя подпустил, так сказать, идеологии: заявил, что обе принцессы к тому же могли бы вступить в брак с иностранными принцами (тут он угадал на пятьдесят процентов), а это поставит под угрозу независимость Англии. Поэтому королевой Англии провозглашается леди Джен Грей, ныне Иоанна Первая, во-первых, добрая протестантка (этим герцог явно надеялся завоевать симпатии протестантов), во-вторых, жена чистокровного англичанина Гилфорда Дадли. Вдобавок ко всему Мария – вот ужас! – католичка.
Лондонцы слушали герцога угрюмо и хмуро. Словно в знаменитой трагедии Пушкина, «народ безмолвствовал». Причины тут были самые разные: кто-то прекрасно помнил об «Акте о престолонаследии», признававшем Марию и Елизавету самыми что ни на есть законными королевскими дочерьми, кто-то просто терпеть не мог Нортумберленда. Нашелся даже один смельчак «из простых», который во весь голос закричал что-то вроде: «Да здравствует законная королева Мария Первая!» Обычно Большая История сплошь и рядом пренебрегает именами людей «простого звания», но на этот раз имя парня сохранилось: Гэбриэл Пот, слуга виноторговца.
Разъяренный Нортумберленд приказал его схватить и выставить к позорному столбу. Здесь снова разнобой в источниках (который мне уже чертовски надоел, но что тут поделаешь)… Один утверждает, что бедолагу Пота просто посадили в колодки, другой – что его прибили к позорному столбу гвоздями. Но оба сходятся на том, что после нескольких часов стояния у столба Поту отрезали уши…
Нортумберленд совершил полнейшее беззаконие – он не имел ни права, ни власти поступать так с горожанином. Это крестьян можно было мордовать безнаказанно, нарушая все писаные законы, – а горожане цепко держались за свои привилегии. Лет двести назад в другом городе случился крупный мятеж как раз из-за того, что обитавший неподалеку лорд ни с того ни с сего убил горожанина.
На сей раз мятежа не произошло – но смело можно сказать, что Лондон Нортумберленд потерял. В подобных случаях (пусть даже обида была нанесена человеку небогатому и незначительному) горожане сплачивались почище сицилийской мафии. Нортумберленд потерял Лондон – но, очень похоже, так этого и не понял.
Если бы только горожане… Знати крайне не понравилось появление «королевы Иоанны Первой». Уж они-то лучше всех понимали, кто в реальности будет королем Англии, пусть даже некоронованным (впрочем: это отлично поняли и простые горожане). В подобных случаях господа магнаты (в какой бы стране ни происходило дело) рассуждают одинаково: с какой стати королем, пусть некоронованным, будет всего-навсего один из нас? Чем он лучше? Чем мы хуже? В коридорах дворцов знати говорили открыто:
– Династия Дадли не должна сменить династию Тюдоров…
А буквально на следующий день не так уж далеко от Лондона, в Восточной Англии, стала формироваться оппозиция – крайне серьезная и сильная…
Согласно циничной логике, свойственной подобным предприятиям, Нортумберленду следовало захватить Марию и Елизавету. Ну, а оказавшись за решеткой, они согласно нравам того жестокого века быстренько отравились бы несвежими устрицами или просто умерли от разбитого сердца, потрясенные до глубины души столь резкой переменой в жизни и судьбе. Подобное не раз прокатывало и в Англии, и в других странах.
Никаких сомнений: будь у Нортумберленда такая возможность, он бы именно так и поступил. Однако возможности-то и не было: видит око, да зуб неймет… Ни Марии, ни Елизаветы в Лондоне не было, они пребывали в своих поместьях не так уж и близко от столицы.
