Позже отношения опять наладились, завязалась обширная переписка меж Елизаветой и Борисом Годуновым, фактически правившим царством, как «могучий ум при слабом государе». Елизавета явно знала, какую роль играет в стране Годунов – а тот непринужденно именовал королеву «любимой сестрой». На каковую фамильярность имел некоторое право – он был шурином царя, женатого на родной сестре Годунова Ирине, а в те времена это многое значило и в России, и в Европе.
Когда Годунов сам стал русским царем, в последние пять лет правления Елизаветы англо-русские торговые связи были наиболее тесными. В Россию приезжали не одни купцы. Сэр Джайльс Флетчер, прототип шекспировского Фальстафа, болвана, пьяницы и хвастуна, побывал в Москве короткое время с дипломатическим поручением (1588). А по возвращении накропал довольно глупую книгу о Московском царстве, полную побасенок и преувеличений. В первую очередь ее жестко раскритиковали в самой Англии. Были и другие книжные люди, гораздо более объективные и точные, чем сэр Джайльс, – в первую очередь Ченслер. Доктор медицины Марк Ридлей, отправленный в Москву как придворный врач царя Федора Иоанновича, прожил там пять лет (1594–1599). Как многие его образованные современники, он интересовался не только своей профессией. И составил первый англо-русский словарь, за что ему респект и уважуха.
Об экономике. В советские времена некие острословы, благоразумно пожелавшие остаться неизвестными, сократили знаменитый тогда лозунг «Экономика должна быть экономной» до «Экономика должна быть». Вот именно. Дела в английской экономике обстояли очень плачевно, и выправила положение как раз Елизавета, проведя серьезные и важные реформы. Автором была не она – но активнейшим образом реформы поддерживала всей королевской властью. В европейской истории не раз случалось, что короли, сами не блиставшие особенным умом и задатками государственных деятелей, проявляли достаточно здравого смысла, чтобы подыскивать себе министров, как раз вышеназванными способностями и обладавших в полной мере. Классический и далеко не единственный пример – французский король Людовик Тринадцатый. Ни малейших способностей к государственным делам у него и не имелось – но он благоразумно в них и не лез, предоставив полную свободу рук кардиналу Ришелье, как раз умному и толковому государственнику. И многие годы, до самой смерти кардинала, защищал его от атак дворянской элиты, пытавшейся сохранить прежние «шляхетские вольности». И наоборот, слабовольный Людовик Шестнадцатый нажиму высшего дворянства как раз уступал не единожды – и одного за другим снял с постов и удалил от двора способных управленцев, которые только и могли вытащить страну из ямы, в которой она очутилась. Что стало одной из причин французской революции, лишившей короля не только трона, но и головы…
Лондонский купец Томас Гришэм долгие годы работал в Голландии, в Антверпене, в те времена – крупнейшем торгово-финансовом центре Европы. Это сегодня Голландия – европейское захолустье, славное лишь сырами и тюльпанами. В описываемые времена ее экономика была самой передовой в Европе (а в следующем столетии крохотная Голландия стала колониальной державой и достаточно долго была главной соперницей Англии в борьбе за первенство на морях-океанах).
Вскоре после коронации Елизавета назначила Гришэма «министром экономики» – называла его должность как-то иначе, но суть была именно та. Гришэм и стал инициатором денежной реформы 1560–1561 гг. Старые деньги изъяли из обращения и отчеканили новые, уже полновесную серебряную монету (для чего использовали добытые пиратами тонны серебра). Что резко снизило инфляцию, сбило рост цен, послужило к подъему английской промышленности и торговли, на сто последующих лет укрепило финансы.
Чуть позже Гришэм создал в Лондоне вторую в Европе торгово-финансовую биржу (первая действовала как раз в Антверпене). Посетившая ее Елизавета приказала наименовать биржу Королевской.
Еще одна сторона финансово-экономической деятельности Елизаветы – усиление роли парламента и, соответственно, ослабление королевской власти. Елизавета в противоположность многим своим предшественникам старалась не повышать старые налоги и не вводить новые. Что существенно урезало доходы самой Елизаветы – главный их источник заключался как раз в «налоговых отчислениях». Елизавета полагалась главным образом на внешние займы и продажу королевских земель. Займы и субсидии на содержание королевского двора утверждал как раз парламент – в те времена казна королевства уже не была личной королевской. Отсюда и растущее влияние парламента, в следующем столетии обернувшееся… Но не будем забегать вперед.
Томас Гришэм стал сэром Томасом – и вполне заслуженно. В результате его реформ государственный долг Англии (опять-таки уже не считавшийся лично королевским) снизился с трех миллионов фунтов стерлингов до ста тысяч. Человек был незаурядный – но гораздо меньше сейчас поминаемый, чем кардинал Ришелье, что не есть правильно.
Что еще? Елизавета, уже по своей инициативе, внесла новшества в систему тогдашнего высшего образования, утвердив новые статуты Кембриджского университета.
Вот, кстати, немного о жизни тогдашнего студенчества, в первую очередь Оксфорда и Кембриджа. Подозреваю: то, о чем я сейчас расскажу, наверняка чуточку ужаснет студентов нынешних. Но что поделать, ребята и девушки, если именно так и обстояло?
Разумеется, для женщин и речи не было о получении высшего образования (ограничивались домашним, правда, весьма неплохим, что можно видеть на многочисленных примерах, в том числе и самой Елизаветы).
Поступить в тогдашние колледжи можно было с четырнадцати лет, сдав вступительные экзамены по математике и логике. Выходных в неделю было целых три – пятница, суббота и воскресенье. Но в остальные дни студенты вкалывали до седьмого пота. Занятия начинались в пять утра с церковной службы. Практически весь день, до вечера, слушали лекции профессоров и занимались «самостоятельными работами», а также диспутами. Завершался день опять-таки церковной службой – а дважды в неделю ученые богословы читали еще и проповедь. Каждый семестр завершался торжественным богослужением в честь основателей и попечителей конкретного колледжа, включавшим в себя проповедь, церковные песнопения и молебен.
Житье-бытье студентов было жестко ограничено многочисленными строгими запретами. Запрещалось учиться танцам и фехтованию, посещать простонародные забавы вроде травли медведей или быков собаками или петушиных боев (разве что с особого разрешения ректората) – да и просто «бесцельно слоняться по городу». Строго соблюдалась своего рода «форма одежды» – в колледже и преподаватели, и студенты ходили в сутанах, а в город обязаны были выходить в плаще-мантии и квадратной «академической» шапочке (какую сегодня мы можем увидеть в американских фильмах на головах выпускников и выпускниц американских вузов и школ). Одеваться в «штатское», то есть по моде, разрешалось только студентам благородного происхождения – но и им не рекомендовали излишнюю пышность в одежде, а шляпы с перьями запрещали вовсе. Строго наказывали за игру в карты – исключение почему-то делалось на Рождество. Не разрешали купаться – правда, только в реке Кем, то есть в городе и его окрестностях. Что изрядно утешает, не было запрета на посещение трактиров и употребление там разных веселящих напитков.
