– Прошу прощения, сэр… молодой господин… тут была девчонка, я гнался за ней: маленькая девчонка дала от меня деру.
– Девчонка? На крыше? Вы с ума сошли?
– Вовсе нет, молодой господин, она так лезла по лестнице, ну чисто обезьяна…
– И вы хотите сказать, что не сумели догнать маленькую девочку?
– Э-э, гм, сэр… не сумел.
– И вы взрослый человек?
Небольшая пауза.
– Да, сэр.
– Отойдите от моего окна сию же секунду, не то я закричу. Вы знаете, кто мой отец?
– Да, сэр, но я… сэр, тут девочка…
– Сию. Секунду!
– Сэр. Да, сэр. Хорошо, сэр.
Послышался скрежет, что-то тяжелое проехало по шиферу, ворчание стихло вдали.
Теперь все внимание мальчика обратилось на меня.
Опыт напоминал мне, что, если сказать нечего, лучше ничего не говорить, поэтому я просто ждала, куда подует ветер.
Смерив меня долгим, насмешливым взглядом, он наконец произнес:
– Здравствуй.
– Здравствуй.
Полицейский ушел, никакой нужды сидеть на полу на корточках, больше не было, и я выбралась из-под окна. Теперь я наконец могла оценить комнату во всем ее великолепии и, не стыжусь признаться, озиралась по сторонам раскрыв рот.
Ничего подобного я в жизни не видела. Комната была не только спальней, но и детской, где каждая стена под скошенным мансардным потолком была сверху донизу занята полками, а на них рядами стояли игрушки – как мне показалось, все, какие есть в мире. Деревянные солдатики и кегли, мячи, биты и мраморные шарики, изумительный заводной паровозик с вагончиками, в которых вместо пассажиров сидели куколки, ковчег, где было «каждой твари по паре», целая галерея волчков разного размера, красно-белый барабан, чертик в коробочке, а в углу на все это богатство равнодушно взирал деревянный конь-качалка. И еще куклы из театра Панча и Джуди. И кукольный дом высотой с меня, считая от подставки до конька крыши. И серсо – палочка с обручем блестели новеньким лаком так, будто их еще не касалась ничья рука.
Я продолжала исследовать комнату, и тут мой взгляд упал на поднос в ногах кровати. Он был переполнен едой, какую я видела в витринах богатых магазинов Мэйфера, но даже не мечтала попробовать сама. У меня сразу заурчало в животе, а мальчик – должно быть, заметив мой голодный взгляд – сказал:
– Ты окажешь мне большую услугу, если что-нибудь съешь. Меня вечно пытаются накормить, хоть я и говорю всем, что почти никогда не хочу есть.
Второго приглашения не потребовалось.
Еда еще не успела остыть, и я с благодарностью поглощала ее, присев на край пухового одеяла. С полным ртом я не могла говорить, да и хозяин комнаты был не расположен прерывать молчание, так что мы лишь обменивались настороженными взглядами поверх подноса.
Наевшись, я промокнула салфеткой рот так, как это делала миссис Мак, и робко улыбнулась:
– Почему ты лежишь?
– Я болен.
– А что с тобой такое?
– Доктора еще не пришли к заключению.
– Ты умрешь?
Он задумался:
– Возможно. Однако пока этого не случилось, что я считаю хорошим знаком.
Я кивнула, сразу и соглашаясь с ним, и ободряя его. Этот странный белесый мальчик был мне совсем не знаком, но я была рада, что он не стоит на пороге смерти.
– Но как это невежливо с моей стороны, – сказал он. – Прости. У меня редко бывают гости. – И он протянул мне тонкую холеную руку. – Меня, разумеется, назвали в честь отца, но ты можешь звать меня просто Джо. А тебя зовут?.
Беря его за руку, я сразу вспомнила Лили Миллингтон. Придуманное имя гораздо безопаснее, но ему, сама не знаю почему, я сказала правду. Что-то как будто толкнуло меня изнутри, сила этого толчка ширилась и нарастала, пока не заполнила меня всю, и я уже не могла ей противиться.
– А меня назвали в честь отца моей мамы, – сказала я. – Но друзья зовут меня Берди.
– И я буду так тебя звать, потому что ты присела на мой подоконник, как птичка.
– Спасибо, что не прогнал меня с него.
– Не за что. Не раз, лежа здесь и глядя на него, ведь больше мне глядеть не на что, я думал о том, зачем строители потратили столько материала и сделали его таким широким. Теперь я понимаю, что они поступили мудро, а вовсе не наоборот, как я считал раньше.
Он улыбнулся мне, а я – ему.
На столике рядом с ним стоял предмет, какого я никогда не видела. Осмелев от проявленной ко мне доброты, я взяла вещь в руки. Это был диск, к противоположным краям которого крепились две бечевки; с одного боку была нарисована канарейка, с другого – клетка.
– Что это?
Он жестом попросил меня передать предмет ему.
– Это называется «тауматроп». – Он взял за одну бечевку и закрутил диск так, что она туго намоталась на него. Потом, держа в каждой руке по кончику, он стал растягивать их в разные стороны, и диск быстро завертелся. Восхищенная, я захлопала в ладоши, когда у меня на глазах птичка влетела в клетку.
– Магия, – сказал он.
– Иллюзия, – уточнила я.
– Да. Ты права. Это, конечно, фокус. Но очень милый.
Бросив на тауматроп последний взгляд, я поблагодарила Джо за все и сказала, что мне пора идти.
– Нет, – быстро ответил он и помотал головой. – Я тебе запрещаю.
Это было так неожиданно, что я даже не нашлась с ответом. Успела только подавить смешок, который едва не вырвался при мысли, что этот бледный, прикованный к кровати мальчик думает, будто он может что-нибудь мне запретить; а еще мне стало грустно от того, как всего тремя словами он разоблачил передо мной и свою суть, и свою ограниченность.
Наверное, абсурдность приказа дошла и до него самого: он тут же сменил тон и попросил, почти взмолился:
– Пожалуйста. Ты должна побыть подольше.
– Мне попадет, если я не вернусь домой до темноты.
– До заката еще полно времени – два часа, не меньше.
– Но я ничего сегодня не сделала. Мне нечем будет отчитаться за день.
Бледный Джо смутился при этих словах и спросил, что я должна была сделать. Если уроки – где тогда мои книги и грифельная доска и где я встречаюсь со своей гувернанткой? Я ответила, что говорю вовсе не про уроки, что я никогда не была в школе, и рассказала ему все про свой омнибусный маршрут, про перчатки и платья с глубокими карманами.
Он слушал, и глаза его открывались все шире, а когда я кончила, попросил показать перчатки. Я села к нему поближе, достала их из кармана и устроила на коленях, исполняя роль маленькой леди, едущей в экипаже.
– Ты видишь мои руки здесь, – сказала я и кивнула на перчатки. Он согласно кивнул мне в ответ. – А тогда, – продолжила я, – что это такое?
