Где-то в темноте лает собака – и к ней присоединяется еще несколько. Собаки это плохо. Обычно у мусульман не бывает собак.
За очередным поворотом – они вдруг называются на банду. Самая настоящая, она сидит у костра. разведенного прямо посреди улицы, и что-то на нем жарит. Сладковато-приторный запах бума, африканской марихуаны – все уже обдолбанные. Отступать некуда…
Ратко идущий впереди – смело шагает к огню. Он православец, то есть православный серб, но отлично знает турецкий и умеет выдавать себя за бандита, выходца из исламских народов. В Сербии есть бошняки, он долго жил среди них. Косматый, нечесаный – он и внешне походит на разбойника с большой дороги…
– Ас салам алейкум…
Главное – держать уверенный тон и вести себя так, как будто все вокруг принадлежит тебе. Тут столько всех, что никто ничего и не заподозрит.
– Ва алейкум…
Атмосфера сгущается.
– Воистину, приветствуйте друг друга тем же самым или лучшим и бойтесь Аллаха. Разве у этого костра собрались не правоверные братья?
Скорее всего, племенные. Но отступать нельзя. Поднимается один из «правоверных», с большим трудом.
– Салам, тебе, брат. Раздели с нами наш скудный стол…
Протянутая рука с недокуренной самокруткой с бумом – отброшена в сторону.
– Разве ты не боишься Аллаха и наказания его, что предлагаешь мне эту гадость? Разве Аллах не запретил опьянять себя?
– Аллах не видит, брат. Скажи, кого ты ищешь, если не хочешь присоединиться к нам…
– Мы пришли издалека и ищем дом купца Рубаи. Говорят, что он живет в этих местах…
– Рубаи…
Собравшиеся возле костра – начинают переговариваться на горском наречии. Возможно, они договариваются напасть на чужаков.
– Мы не знаем такого, брат…
– Тогда, да пребудет с вами милость Аллаха…
Ратко шагает назад – и в это время в немного прояснившихся мозгах одного из сидящих у костра что-то переклинивает – и он начинает быстро лопотать.
– Что он говорит? – с подозрением спрашивает Ратко.
– Он говорит, что помнит, как одного купца повесили несколько дней назад по приговору шариатского суда. Он торговал тут недалеко. Но он не знает, тот ли это купец, который тебе нужен. А зачем он тебе нужен, брат?
Опасный вопрос.
– Купец нужен не мне, а моему хозяину. Он всегда работал с почтенным Рубаи и сейчас хотел бы продать товар ему…
– Брат, здесь больше ничего не продать. Остерегайся этого города, здесь больше нет честного торга…
– Рахмат за то, что сказал, брат. Но я все же поищу. Мой хозяин не знает жалости и накажет меня, если я не найду купца.
– Аллах с тобой, брат…
– И тебе благословение Аллаха…
Молчаливые фигуры растворяются в темноте. Чей-то приказчик с телохранителями, нужными по столь неспокойным временам – что может быть понятнее.
* * *
– Слышали?
– Может не он?
– Скорее всего – он.
Могло произойти всякое. Когда беспредел – возникает большой соблазн свести счеты. Хотя бы с конкурентом, или за то, что в свое время в долг не отпустил. И всего то надо – написать донос или нашептать, если писать не умеешь. Могли конкуренты ликвидировать, даже не зная, что ликвидируют резидента русской разведслужбы в городе. Могли и раскрыть. Виселица – наказание по мусульманским меркам позорное. Простому преступнику просто отрубили бы голову.
Интересно, нашли или нет?
– Что делаем?
– Идем дальше…
Надо дойти. Проверить. И только потом – возвращаться.
Они идут дальше. Прочь от костра. В их распоряжении – примерное местоположение дома, его описание, да наводка полуграмотного боевика у костра. И два часа до рассвета.
Два часа.
И тут – они увидели дом.
Самый простой способ опознания – дом был двухэтажным, что редкость по здешним меркам. На первом этаже – лавка, на втором – жилое помещение, как это принято в Адене. Вокруг – ни души, но тишина обманчива…
Командир показал на пальцах – справа и слева. Два моряка – молча растворились в темноте…
Тишина. Обманчивая тишина под неверной местной луной, что точно ветреная красавица то явит свой лик, то скроет его за паранджой облаков…
Решившись, капитан показал – вперед. Подсвечивая фонариками – фонарик в левой руке, автомат в правой, вот почему им так приглянулись богемские пистолеты-пулеметы, отменно сбалансированные, они допускали стрельбу с одной руки – они просочились внутрь.
Дверь вскрывать было не нужно – сорвана с петель. А дверь тут хорошая – даже стальная, заказная. Лавка, однако, тут и деньги и товар. На стенах – следы от пуль, стальная ставня выворочена снаружи. На полу – ничего не видно, даже с фонарем.
Прилавок поломан, на нем тоже следы от пуль – его использовали как баррикаду. Кровь застыла на дереве грубыми мазками – но немного. Товара нет совсем – вынесли подчистую. Грабили, грабили даже не думая, а чем они будут питаться завтра. В таких случаях не думают.
Командир показал фонариком – внимание на меня, затем «двое наверх»…
Что-то было не так, только он не мог понять, что именно.
Мертвая тишина восточного города, притаившегося в ожидании нового дня, безжалостного, как и все предыдущие. Луна, робко заглядывающая в окно. Что-то метнулось по полу, капитан посветил фонариком – крыса. Проклятая крыса, только хвост мелькнул. Очевидно, то, что не смогли забрать люди – подчистили крысы.
Крысы…
Один из моряков спустился вниз, со второго, показал на пальцах – чисто. Капитан в ответ показал – я наверх. Только он один знал, зачем именно они пришли, и никто и не думал задавать ему каким-либо вопросов…
Лестница. Он специально светил на стены – следов от пуль нет. Значит, второй этаж уже не штурмовали, разобрались на первом.
Наверху – типичная для местных зданий архитектура. Коридор, помещения справа и слева. Мужская и женская половина. Следов пуль нет, единственный из тех, кто остался на втором этаже – контролирует проход. Мимолетная вспышка фонаря, ответный жест – помоги.
Вторая комната на мужской половине…
Почти пустая – все вынесли. Обломки на полу, точнее – щепки. То, что не смогли вынести – разломали здесь на дрова. Должно быть – здорово покуражились…
Кого Аллах вводит в заблуждение, того уже никто не сможет наставить на истинный путь, и Он оставляет их скитаться слепо…
Капитан достал небольшой, сделанный из закаленной путиловской стали инструмент – что-то среднее между ломиком и отверткой. Для ломика коротка, для отвертки длинна и толста. Это использовалось на кораблях как инструмент.