– Нету…
– Х…во.
Разрыв где-то на берегу – пулемет замолкает. Еще один…
– Б… проснулись. Идем что ли?
Они добрались до береговой черты – и снова треск выстрелов, фонтанчики от пуль – они ткнулись где и как есть. Вот только – они были уже не одни. Десантникам – удалость спустить на воду часть техники…
– На вышке!
Впереди, справа – была видна вышка, она господствовала над местностью. С нее – работал пулемет…
Услышав за спиной рокот дизеля и шум – Федорцов едва успел откатиться в сторону. Легкий ПТ-40 – скребя гусеницами, выбирался на берег, перемалывая траками в крошево гнилые рыбацкие лодки и прибитые к берегу трупы. Несмотря на грохот боя – отчетливо был слышен хруст, от которого хотелось блевать…
– Прикрой! – заорал кто-то.
Треск выстрелов по всей линии – дал понять, что пороха у морпехов – хоть немного, но все еще осталось…
Один из выживших офицеров – под пулями снайперов добежал до танка, с трудом взобрался на широченный отстегиваемый понтон, забарабанил по люку рукоятью Орла. На стук – выглянул танкист, совсем ошалевший и без шлемофона.
– Исправный?! – заорал офицер – с боекомплектом?!
– Ага… – танкист орал еще громче, они по жизни контуженные – а чо это, а?
– Врубайся! Цели по фронту видишь?
Танкист посмотрел – ему было проще. У него даже люк – откидывается вперед, превращаясь в щит. Это простые морпехи – в тельнике на пулеметы.
– Ой, ё…
– По вспышкам – работай!
– А наших там точно нет?!
Офицер психанул.
– Работай, говорят… – дальше совсем нецензурно.
– Есть…
Офицер скатился с танка, залег прямо у гусениц…
* * *
Танк ПТ-40, стоявший на вооружении морской пехоты – был вооружен спаркой из 12,7 миллиметрового лицензионного Браунинг М3 и казнозарядного восьмидесятидвухмиллиметрового миномета. Миномет – мог стрелять как навесом, так и прямой наводкой, и если против бронетехники – он играл только против легкой, то против живой силы – страшнее, наверное, не было. Для ориентира – танкист взял хорошо видимый отсюда маяк, с которого вел огонь пулемет. Первая мина – пришлась под самое основание и пришлась кстати – здание пошатнулось, подножье окуталось дымом. Внеся поправку, танкист перезарядился и выстрелил второй раз – весь верх башни окутался дымом, полыхнул вспышкой, полетели камни и еще что-то. Пулемет – огонь прекратил…
На берег – накатывалась все новая и новая техника. Легкие танки, трехосные амфибии – понтоны. В амфибиях – должны были быть они, если бы удалось их спустить на воду.
Огонь – прекратился почти сразу, мятежники… или кто тут есть – воевать с бронетехникой не собирались. Уцелевшие – отходили. Братва – пряталась за броней, пыталась прийти в себя. Тащили раненых.
У танка – фельдфебель со слипшимися от соленой воды и крови усами – сосредоточенно бил младшего офицера с амфибии. Он отмахивался и орал.
– Ну нельзя при крене три опускать аппарель, нельзя! Что мне – корабль топить, что ли…
Прибой – выносил на берег новых морских пехотинцев. Раненых, мертвых. Живых. Перед ними – был огромный город. Город, в котором уже было убито не менее двадцати тысяч человек – как потом установит следствие – и который требовал новой крови…
* * *
Несмотря на два серьезно поврежденных десантных корабля – оба удалось удержать на плаву, даже ценой того, что с одного пришлось сбросить всю технику, больше половины которой не удержалось на воде и утонуло. Ближе к вечеру – удалось окончательно закрепиться в районе пляжа Русалка и на плацдарме западнее порта. Но развить успех не удалось: поддержка была слабее, чем планировалось, а сопротивление – наоборот сильнее.
Позиции на дамбе – оказались занятыми противником, что предполагали. Одну подавили с воздуха, потеряв штурмовик. Вторую – забросали минами с минометов, выведя корректировщиков на гребень. После очередного попадания мины – в артиллерийском гнезде рванули боеприпасы…
Унтер-офицер Федорцов лежал на гребне взгорка рядом с каким-то зданием, основательно разрушенным в ходе дневного боя, и вел огонь по порту. Противоминная винтовка* калибра двенадцать и семь с всего лишь двухкратным оптическим прицелом – на тысяче восьмистах позволяла вести лишь беспокоящий огонь. Но хорошо, что нашел это – он никогда себе не простит того, что потерял свою, пристрелянную винтовку…
За спиной – послышались шаги, и он положил руку на автомат. Оружия было достаточно, и своего и трофейного. Они собирали его даже в полосе прибоя…
– Федорцов?
– Так точно… Ложитесь…
Незнакомый офицер с капитанскими нашивками – присел рядом, положил на землю ухоженную мосинку с цейссовским оптическим прицелом и длинной трубкой прибора Максима…
– Благодарю, господин офицер, но тут снайпер. Ложитесь…
– Обойдутся – с высокомерием сказал офицер – воюй…
– Откуда, господин капитан?
– Откуда… Чья она была – тому уже не понадобится… Воюй…
Федорцов ответить не успел – незнакомый капитан странно хлюпнул и начал валиться на бок. Федорцов успел лишь отшатнуться назад, чтобы не стать следующей целью. Он занял эту позицию только что и считал надежной…
– Снайпер!
Он перевернул капитана на спину. Капитан был мертв. Внизу – слитно ухнула минометная батарея, трое – поднимались к нему от подножья.
– Стой – заорал он – не подходи…
Братва остановилась.
– Ложись!
Он столкал им вниз тело офицера. Ногами.
– Простите, Ваше Благородие…
А винтовка пригодится. Спасибо, Ваше Благородие…
* * *
Снайпер работал не с порта, откуда-то ближе. Теперь – он был в этом совершенно уверен.
Но откуда ближе, если между их позицией и портом – только вода?
Капитану – помощь уже не требовалась. Помощь требовалась живым…
Где он может быть. Где? В любом случае – надо сменить позицию.
Он сполз чуть дальше по гребню и пополз. Здесь уже можно было пробежать, пригнувшись – но он полз, потому что не хотел больше передвигаться иным способом. Теперь – только ползком. Как говорил тот, кто учил его – врагу нельзя дать ни одного, ни единого шанса.
Надо подумать. Чутье подсказывало – снайпер где-то там, он засек противоминную винтовку – та дает сильную вспышку и звук – и ждет. Он знает, что самый главный его противник – другой снайпер. Он, Федорцов. Значит, он не успокоится, пока не уберет его…
Ползя, Федорцов наткнулся на труп. В форме, принятой для разведки, с сумкой на боку. Оружия рядом не было, куда делось – непонятно. И кто здесь погиб, как, почему его не унесли вниз – тоже непонятно.
