Он лежал тут больше двух часов, а до этого – трое суток крался за небольшой группой боевиков, надеясь, что она выведет его на действительно важную цель. Ему удалось наполнить фляжки водой – но это был не более чем аварийный запас на случай, если придется задержаться подольше. Он неторопливо крался по следу группы людей с оружием – а они не видели ничего благодаря его осторожности и опыту, который он получил от отца и деда. Для того, чтобы оставаться незамеченным на голых каменных склонах – он надел что-то вроде накидки, основой которой составляло большое, верблюжьей шерсти одеяло, основательно покрытое пылью и грязью. Когда ложился – это одеяло скрывало его с головой и не давало обнаружить. Когда он двигался – в накидке он был похож на большую, лохматую собаку.
Но теперь – пришло время сделать ход…
* * *
– Ас саламу алейкум…
– Ва алейкум ас салам…
Они расцеловались как братья – каждый, впрочем, сохранял настороженность.
– Да пребудет Аллах с нами, когда мы идем по пути его.
– Да воздаст он должным тем, кто уже принял шахаду, и да наставит он наши стопы на правильный путь…
– Как ты поживаешь, брат…
– Хвала Аллаху, все хорошо. На прошлой неделе мы сделали амал
[76] на дороге и взяли хороший трофей. То, что положено отдать в казну, я принес с собой.
– Хвала Аллаху, он видит в наших сердцах лишь нашу любовь к нему.
– Воистину так, брат…
– Как твои люди… Нет ли больных?
– Хвала Аллаху, нет. С нами сейчас настоящий доктор, и он поставил на ноги даже двоих с лихорадкой. Хвала Аллаху, это очень хороший доктор…
И уже по тому, как Ихван говорит об этом кяфирском докторе, какой интонацией он об этом говорит – Бадр понял, что все, что сказал ему Абдельрахман – было правдой. Абдельрахман – тоже был амиром небольшого джамаата, с которым отряд Ихвана недавно пересекся в горах. То, что услышал от моджахедов Ихвана сам амир и его моджахеды настолько обеспокоило его, что он отрядил гонца, наказав ему любой ценой найти Бадра и сообщить ему о появившейся в горах фитне. И он сделал то, что ему было приказано. Что касается фитны – то сам Бадр не видел ничего особенного… фитна была, есть и будет, как бывает парша, вши, клещи, блохи рядом с человеком. Нужно просто стараться содержать себя в чистоте и принимать все необходимые меры.
– Об этом докторе я хочу с собой поговорить
– Говори, брат…
– Правда ли то, что ты развел в своем отряде фитну и ширк? Правда ли то, что этот куфарский доктор у тебя теперь в отряде чуть ли не на положении кадия или кого там. Правда ли то, что ты завел дружбу с жидами.
– Но брат, ты должен послушать его, а не меня. Да, он мой друг теперь, и если надо – я при всех назову его своим братом. Он оказывает нам помощь как доктор – но он объяснил нам и наши заблуждения, и показал верный путь к победе, путь, которого мы должны придерживаться в нашей борьбе. Стоит тебе только послушать его – и ты и сам станешь его другом. Он говорит, что все мы – братья, и между нищим крестьянином из гор Радфана и нищим крестьянином из страны Руси нет никакой разницы. И он прав. Брат…
– О брат… – сокрушенно сказал Бадр – разве ты забыл, что сказано в К’уране? А тот, кто водит дружбу с неверными, тот и сам один из них. Я давно знаю тебя, и ты всегда был стойким в бою и усердным в вере. Для чего – ты приводишь мне слова этого неверного, и зачем ты таскаешь его за собой? Что это если не куфар? Продай его, если кто-то согласен купить, или зарежь его.
– Но он прав! – горячо сказал Ихван – понимаешь, он прав! Мы вели войну, но мы не знали, что среди людей руси тоже есть те, кто ведет войну! Это называется революция!
– Какая-такая эволюция?
– Революция. Феллахи в Руси тоже встали на джихад, потому что их притесняли и угнетали! Как ты не понимаешь?! Они такие же, как и мы и так же ненавидят тех, кто правит ими!
– Клянусь Аллахом – сказал Ихван – если бы это сказал кто-то другой, я тут же обвинил бы его в ширке и куфаре. Как могут руси встать на джихад? Они же неверные, а джихад – это война против неверных. Как ты можешь сравнивать тех, кто пребывает в джахилии
[77] и тех, кто открыл свою душу Аллаху Всевышнему?
В девятистах шестидесяти метрах от этого места – снайпер отложил в сторону бинокль и пододвинул к себе приклад снайперской винтовки, цевье которой опиралось на свернутое тугой скаткой верблюжье одеяло. Пробормотав для успокоения короткую молитву, он начал отсчитывать деления, вспоминая поправки.
– Брат… ты просто не понимаешь, что говоришь. Тебе надо встретиться с моим пленником и переговорить с ним. Он покажет тебе, как мы заблуждаемся. Он покажет тебе и всем дорогу к победе над руси.
– Если он что и покажет… – сказал Бадр – так это только дорогу в огонь, по которой уже идешь ты и зашел достаточно далеко. Я вижу брат, что ты впал в ширк и вот – вот выйдешь из ислама. Это все потому, что ты пригрел у себя на груди змею – жида, который обольстил тебя, заставил свернуть с истинного пути. Поэтому, как военный амир я приказываю тебе привести твоего жида сюда и ты сам, на глазах у моджахедов зарежешь его. Тем самым – ты подтвердишь, что ты по-прежнему правоверный и крепко держишься уммы.
– Ты должен прочитать книгу, ты все поймешь, как прочитаешь эту книгу. Это книга, которую, написал Троцкий.
– Ты поддался еретическому жидовскому учению, придаешь Аллаху сотоваришей и даже сам не замечаешь этого.
В девятистах шестидесяти метрах от этого места – снайпер нажал на спусковой крючок снайперской винтовки Мосина-Смиирницого, заряженной патроном типа «Д», дальний – и пуля отправилась в полет.
– Клянусь Аллахом, брат, я ни на секунду не усомнился в том, что нет на небе божества кроме Аллаха и у нет сотоварищей. Но я…
Голова военного эмира взорвалась от попадания винтовочной пули, кровь и мозги брызнули на камни. Тот, кто стрелял – впервые выстрелил по цели в три года, а в восемь – сам охотился в тайге, добывая пушного зверя. Промахиваться он не умел.
– Стреляют!
Ихван вскочил с места – и тут же его как молотком ударило. Ноги отказались ему повиноваться, и он упал.
– Аллах акбар!
Боевики всполошились.
– Батих! Батих!
[78]
