– Мелкими группами. Зачем вести большую войну, где русские могут бросить против вас все, что у них есть. А у них есть много, поверьте. Когда они придут – это будет как половодье, от него не скрыться никуда…
– Половодье? – недоумевающе сказал Абу
– Как бурная река, бегущая с гор во время сезона дождей – поправился Самир
Это было понятно любому, кто здесь живет – такая река может свернуть с места и тащить камень величиной с хороший дом. Человека он убивает в считанные секунды.
– Не стоит переходить грань войны с русскими даже тогда, когда вам кажется, что русские слабы и это принесет вам успех – тихо, но убедительно говори Самир – русские сильны именно в такие моменты, они поднимаются всем народом как львы, и не лягут, пока не зальют все кровью. Будьте умнее. Пусть русские постоянно чувствуют ваш острый локоть. Пусть они не смогут жить в покое, но при этом – не переходите грани. Попробуйте сделаться нужным русским, сделайте так, чтобы они в вас видели единственного, кто сможет обуздать эту стихию, единственного кто сможет договориться с племенными вождями. Поверьте – это стоит того. Стоит только стать нужным русским – и вы сами не поверите, на какие высоты вы взлетите и что они вам могут дать…
– Да…
– Поверьте моему опыту, это так. Для вас главная опасность – это не русские, а те люди, которыми вы правите. Не позволяйте им объединяться – никогда, ни под какими лозунгами, даже если они объединяются чтобы славить вас – разгоните. Каждый должен видеть в вас не только хозяина – но и защитника от остальных, от произвола, от беззакония, от грабежа… да от чего угодно. Каждый – должен иметь дело с вами наедине или думать, что он имеет дело с вами наедине. Каждый должен видеть в вас то, что сам хочет видеть…
Самир говорил убедительно, но надо сказать, что в этот момент он увлекся – что простительно, ибо он был в своем роде художником, ловцом человеческих душ, в распоряжении которого был многосотлетний опыт клана спекулянтов и работорговцев. То, о чем он говорил – было политикой настолько высокого уровня, что для лицемера подонка и извращенца, узурпировавшего власть в крохотном княжестве на юге Аравийского полуострова – это было просто не по силам понять. Но вот кое-кто – слушал это внимательно. Тот, кто поставил подслушивающее устройство при ремонте королевского Доджа…
Слушал внимательно и Валид. А вот сам Абу – мрачно думал о том, что все сказанное хорошо, вот только к жизни неприменимо. Вы что же – думаете, что он своими проповедями поднимает людей на джихад? Да как бы не так, больно ему это надо. Да, он говорит о джихаде… а о чем говорить? О тех, кто дает деньги в рост – большей частью это его же родственники? О лихоимцах купцах – которые платят дань ему и конечно же – закладывают ее в цены на базаре? О прелюбодеях… этой темы даже касаться не стоит. Вот и остается, что о джихаде говорить – но любой же разумный человек понимает, что говорить о нем надо, а вот делать…
Это все не он. Это всякая мразь пришлая. Вот кому хвост надо прищемить – так это им. Какие-то подпольные молельни устраивают, проповедуют, людей настраивают. По горам шайки шарахаются, называются Идарат – отряды смертников, непримиримые. Правды и справедливости ищут. Пока что они непримиримы к купцам, едущим через их территории и не заплатившим джизью – а потом что? Эх… помогай Аллах, тяжкие времена наступают.
Тяжкие…
* * *
Дорога до города – составляла не менее десяти миль по гористой, идущей под уклоном вниз местности. Несмотря на то, что княжеский дворец считался принадлежащим городу – на самом деле он отстоял от него довольно далеко, к нему шла единственная, узкая петляющая между выжженных солнцем холмов дорога – между княжеским дворцом была даже деревушка, жители которой беззастенчиво глядели на проползающую мимо них торжественную процессию. Мера предосторожности была понятной – не один и не два правителя закончили свою жизнь, будучи или линчеванными разъяренной толпой, либо им не удалось скрыться от войск противника, осадивших город. В замке – был собственный источник воды, большие запасы продовольствия, крепкие стены – а для его осады потребовалась бы небольшая армия…
В Шук Абдаллу – они вступили подобно завоевателям, когда солнце – забралось почти к самому зениту. Караван медленно полз по главной улице города по направлению к базарной площади, подминая колесами годами копившуюся на дороге грязь. На крышах – сидели мальчишки во все глаза смотревшие на диковинных стальных коней – в медресе им ничего нее рассказывали про них, и многие думали, что эти машины живые. Люди приветствовали эмира, стоя по обе стороны дороги – но приветствовали сдержанно, стараясь и проявить почтение и не делать резких движений. Задача охраны на Востоке была проще, чем в цивилизованных странах – амиру было все равно, сколько убьет людей его охрана даже невиновных – он только поблагодарит их за бдительность. Один раз уже было такое – на летящий камень охрана ответила автоматным огнем – и больше рисковать никто не хотел…
Караван – вполз на площадь, уже забитую народом. На одну из сторон площади – выходил окнами старый городской дворец, в котором когда-то любил проводить время старый князь, законный правитель этих мест, наблюдая за своими подданными. Говорят, что иногда он даже принимал их жалобы и просьбы, сидя на первом этаже у окна. Сейчас – такого, конечно же, не было, в доме никто не жил, кроме нескольких слуг, павших ниц при появлении транспортного средства князя, зато сам дом – как нельзя лучше подходил для просмотра кровавого представления на площади.
Перед Абу поставили трап, и он вышел, небрежно махнул рукой – по этому сигналу, сопровождавшие его слуги достали из багажника две корзины с монетами и стали бросать их в толпу… этот обычай существовал и раньше, но англичане горячо одобрили его – в такой давке и круговерти покусителю практически невозможно прицелиться. Пока народ дрался за подношение – а понятно, какой народ ошивается на базаре и какой народ ходит смотреть на казни – Абу важно прошествовал в дом, и следом за ним, окруженные многочисленными слугами, прошествовали еще двое, которые предпочли прикрыть лица шемахами, чтобы их не было видно. Разумная предосторожность…
Из-за особенностей арабской архитектуры, смотреть казни с террасы было невозможно, поэтому слуги заранее установили на крыше полушатер с роскошными сидениями, пологом и вытащенным из дома малым троном. Наготове – были прислужники с холодной водой, фруктами и щербетом, с высоты двух этажей – обзор на место казни открывался просто отличный. Нечестивец с трудом взобрался на трон – все-таки он не был рассчитан на такие габариты, да и ему никогда не принадлежал, остальные поспешно уселись рядом. Повинуясь едва заметному движению пальца, один из стражников бешено замахал кому-то внизу – мол, начинаем…
Приговоренные – ждали своего часа на телегах, в которые были впряжены мулы. Одеты они были по-разному, кто-то в лохмотья, кто-то в некоторое подобие дорогой одежды, давно, впрочем, не знавшей ухода. Удивительно: стражи вокруг них было немного, ни один из них не был скован, кроме самых отпетых убийц – но никто даже не сделал попытки вырваться и убежать. Здесь верили, что судьба – дана самим Аллахом, и идти против нее – значит, идти против самого Аллаха. Вот только таких верующих – становилось все меньше и меньше: вот почему нечестивец Абу, захвативший трон, издавал все более и более зверские указы, и одновременно с этим – читал все больше и больше ракаатов
[51], не раз и не два делал кыйам, стараясь замолить грехи свои и вымолить милости у Аллаха. Увы, Аллах, как и христианский Бог – глухи к мольбам таких. Тем более – что для такого милость? Умереть в собственной кровати от старости, отягощенный грехами, как камнями величиной в гору?
